Мастерская дьявола - [20]

Однако же кое-что случилось.

Мы достигли мировой известности, наша слава все крепла — тут-то оно и грянуло.

Фото наших игр, снимки с танцующими девушками облетели весь мир… мы стали знамениты… однако многие журналисты начали писать уже не так, как Рольф и его друзья, что-то изменилось, и если в прессе теперь, к примеру, помещали на первой странице фотографию горделиво выпрямившегося Лебо в его неизменном черном костюме, то рядом на снимке непременно оказывалась стайка наших девушек в развевающихся платьях и юбках, украшенных стеблями нашей травы… «Цветочная коммуна в городе смерти»… а в другом издании подобная же фотография снабжена была подписью «Гарем старого еврея», вот в каком духе о нас отныне частенько писали, и к нам стало наезжать слишком уж много народу… причем некоторые из приезжих нас бранили… а недруги твердили, что ради наших оргий мы бесстыдно наживаемся на страдании… и в итоге на нас натравили сыщиков, налоговиков и всякие финансовые учреждения.

Конечно, бухгалтерия не была сильной стороной нашей организации.

Нашей сильной стороной был энтузиазм.

Началось несколько расследований. Инспекторы даже ворвались в наши торговые павильоны и конфисковали наши товары. Якобы с целью выяснения того, не приобретены ли они незаконным путем, как нам сообщили. Работники санэпиднадзора, переодетые туристами, скупили множество образцов гетто-пиццы и отправили их в лабораторию, а продажу пиццы запретили — впредь до получения результатов. Поступали и другие иски. Повестки явиться на допрос в полицию, скомканные и выброшенные, валялись на каждом шагу.

Для меня наступили плохие времена.

Я знал, что в тюрьму мне нельзя.

Но куда же мне податься?

В те дни мне пришел конверт. С письмом внутри и с обратным адресом.

Письмо — мне? Может быть, кто-то, как в свое время Сара, заметил меня на фотографии с подписью, что я — правая рука Лебо, пришло мне в голову, ведь мне никто никогда не писал, тем более из Америки! Я как раз шел по траве, ведя с собой Бойка, когда вскрыл конверт — и передо мной открылся путь.

Уважаемый коллега,

я знаю, что твой срок заключения кончился. Я нашел себе работу в США. Сейчас я работаю в нескольких штатах и уверен, что за нашим ремеслом будущее. Игра, в создании которой ты когда-то принимал участие, тоже пользуется некоторым успехом. Я решил выплатить тебе определенную сумму в знак моей благодарности. Если ты хочешь продолжать наше дело, откликнись.

С уважением,

И подпись пана Мары. Боек тыкался в конверт мордой. Отогнав его, я запустил внутрь пальцы. CD-ROM. Hidden and Dangerous Deluxe 5. Так вот это что за игра! Студенты «Комениума» играли в нее, наверное, чаще всего. Я не играл, у меня на это не оставалось ни минуты времени.

Не перечитывая письмо, я скомкал его и выбросил. Пускай его унесет ветром куда подальше, думал я.

В этот момент меня и нашел Алекс.

Я сидел у крепостной стены с ослепшим хромым Бойком на веревке, от всего моего стада остался уже только этот бедолага в своем ободранном ошейнике.

И тут передо мной вырос Алекс. И Марушка. Она улыбалась.

И Алекс предложил мне уехать с ними в их страну. В Белоруссию.

Он обещал мне там работу. Единственное, что мне для нее понадобится, это база данных «Комениума», то есть наши контакты со щедрым миром денег, хранящиеся и в моей голове, и — прежде всего — на флешке, в этой малюсенькой технической вещице, в «Паучке».

Подробности я узнаю на месте.

Алекс сел на траву, а Марушка осталась стоять, мы смотрели друг на друга, и Алекс объяснил мне, что «Комениум» обречен.

Алекс говорил об обвинениях в растрате, уклонении от налогов, шантаже, воспрепятствовании действиям должностных лиц, неуважении к судебным органам, присвоении и порче общественного имущества, нарушении правил человеческого общежития, а сверх того ссылался на параграф о развращении малолетних и на множество других параграфов, что кружили над спокойной гладью нашей терезинской жизни, как жадные бакланы над заболоченной лужей, кишащей мелкими рыбешками.

И потом он прибавил, что, по его сведениям, решение уже принято и сюда приедут бульдозеры.

Откуда ты знаешь?

Алекс махнул рукой в сторону городских валов, где в ложбине, в песчаной яме, заслоненной от лучей солнца кустами, валялись работники Мастерской радости, выпивая и покуривая, — для них работа кончилась, и они вернулись к своим прежним привычкам.

Когда?

Завтра.

Алекс улыбнулся и опять кивнул в сторону ватаги бездомных.

Я закрыл глаза и поверил.

Дегенераты постоянно шастали между нашим разрушенным городом и признаваемой властями территорией Музея, у них всюду были глаза и уши, и, если гроза висела в воздухе и вот-вот должна была грянуть, они наверняка об этом пронюхали.

Когда я открыл глаза, то увидел красивое лицо Марушки, она перехватила мой взгляд, а потом смежила веки. Я, сколько мог, наслаждался их нежным трепетом, а затем кивнул.

Алекс дал мне ключ от ячейки в камере хранения аэропорта, рассказал, что в ней, и сообщил, где и когда мне ждать связного, который переправит меня на его с Марушкой родину.

Я ответил, что лучшей связной была бы сама Марушка…

Мы посмотрели друг на друга. Не знаю, что он об этом подумал.