Мастера. Герань. Вильма - [205]

Шрифт
Интервал

Имро подружился в имении и с цыганами. Каждого величает по имени или по прозвищу. Чаще по прозвищу. Потому как почти всех зовут одинаково. По меньшей мере семеро Янов! Одни Бирко и Стойко! И они Имро любят, женщины ему «выкают», а мужчины нет, называют его «строитель» и могут — особенно в корчме: «пан строитель то да пан строитель се», как-никак знаются со строителем! — могут ему и «тыкать».

А в остальном — ничего нового. Все по-старому! Даже и у меня ничего нового. В Околичное наезжаю редко, хотя люблю Околичное! Знаете, как мне все в Околичном нравится!

Не только парк. Все мне нравится, ведь я там родился, и многие вещи мне о стольком говорят, даже если для других они ничего и не значат.

Ну и разумеется, парк, этот парк. Он молодеет, вновь молодеет, даром что газонам, кустам и деревьям в горах, лесах и парках прибавляется лет. Да, прибавляется! Мы молодеем помаленьку! Помаленьку, помаленьку молодеем!

А бывает, мы еще и взыграем духом, особенно если хорошая погода, иной раз нам весело. Гульданам, мастерам, да и подмастерьям должно быть иногда весело, а иначе бы мы никого не развеселили!

А у Гульданов иногда так весело — аж стены трещат. И Вильма временами веселая. Правда, всяк умеет веселиться по-своему, а кто не умеет, ну тогда, глядишь, дети его развеселят. Кой-кого только чужие дети.

Знаете, сколько подчас детей у Гульданов! Таскаются за Вильмой. Но мастер и Имро уже с ними свыклись. Частенько все вместе ужинают. И мастер их иногда проверяет, и не только таблицу умножения. Нередко за столом устраивается и стрельба. Особенно когда на ужин печеная картошка. Мастер сначала подходит к плите, вытаскивает из духовки противень и высыпает горячую картошку на стол, при этом он обычно насвистывает, петь начинает, когда сядет за стол, вокруг которого не менее дюжины детей, и тогда мастер уже не только поет, но и дирижирует, да еще кулаком разбивает картошки.

Все солдаты носят форму,
Сапоги, фуражку.
Каждый писем ждет из дому
От своей милашки!

Дети помогают:

Генерал, генерал,
Генерал опять ворчал!
Видно, будем и в гробу
Топать строем под трубу.

Мастер раздавливает кулаком одну, две печеные картошки. И Имро грохает кулаком об стол, да еще выкрикивает: — Раз и два!

Песенка продолжается:

На наличниках резьба,
Над хатенкою труба,
Сидит мама у окна,
Вертит мельничку она,
Вертит, будто завели…
Мелко кофей намели!
Вот под вечер завернет
В хату старый,
Позабавит, разведет
Тары-бары…

Мастер взглядывает на Имро, и тот опять выкрикивает: — Раз и два!

Дети снова подхватывают:

Генерал, генерал,
Генерал опять ворчал!
Видно, будем и в гробу
Топать строем под трубу.

Мастер сглатывает слюну, а поскольку в помощь себе он взял и картошку и даже успел откусить от нее — крошка из горла влетает ему прямо в нос, но он сразу же выфыркивает ее, будто хочет тем самым подтвердить детям, что каждая первая доля в двухчетвертном такте ударная.

Чтобы было нам светло,
Продырявлено окно,
Я б штанов не намочил,
Каб их вовсе не носил.
Крутит, будто завели…
Мелко кофей намели!
Вот под вечер завернет
В хату старый,
Ломит кости у него.
Тары-ба…

Имро, а ну-ка не забывай!

Имро выкрикивает: — Раз и два!

Но тут он видит на столе миску со шкварками и выпаливает: — Миска!

И дети — ведь там только самые умные, поскольку почти все они из Околичного, — вмиг понимают, что должны песенкой пояснить, что такое ритм.

Миска, чарка, миска, чарка,
Гимназия, реалка.
Возьми бумаги пол-листа.
Взошла полярная звезда.

Вместо Имро выкрикивает теперь мастер: — Под Олимпом! — Выкрикнул и чуть было опять не подавился картошкой, от которой только что откусил и хотел одним пыхом проглотить.

А дети уже радостно подхватывают:

Под Олимпом, под горою
Белая ромашка.
От меня теперь не скроешь,
Чья же ты милашка…

Мастер меж тем весело откашливается, улыбается детям и, конечно же, Имро и Вильме, однако это не должно быть «ударным», в главе или в песенке, в такте или стихе не нужно что-то особо подчеркивать, не так ли?

Моя хатка в три окна,
Соломою шуршит она.
Ушел дружок в Горицию.
Осталась я девицею.

Имро на сей раз не выкрикнул. Должно быть, забыл, а напомнить было некому. Вот и дети забыли о припеве. А Вильма все равно всем улыбается, хотя, пожалуй, уже с полчаса, как ее начала одолевать зевота. Она взглядывает на часы, потом переводит взгляд на стол. — Ну, дети, картошку вы съели, пора и спать!


А как-то раз оба явились замызганные, все заляпанные грязью. Вильма опешила: — Господи, где вас носило?

Имро и слова не мог выговорить. А мастер, благо еще и дома пребывал в добром настроении, только усмехнулся и сказал: — Знаешь, Вильмушка, мы это… Просто малость забылись. — И следом, все еще испытывая потребность шутить, опять ввернул: — Ходили глядеть, где тебе коноплю мочить.

— Какую еще коноплю! Что за конопля? Нету у меня никакой конопли.

— Ладно, Вильмушка, — никак не унимался мастер, — я ведь так просто, может, когда и будет у тебя какая конопля. Выглядывали мы с Имро местечко у воды, откуда потом тебе будет сподручней вымачивать.

— Ах вы, старые олухи! — Она обхватила Имро вокруг талии: ей казалось, он вот-вот рухнет.

— Не бойсь, с него как с гуся вода, — махнул мастер рукой. — Мне пришлось его дотащить, чтоб ненароком возле этой конопли не уснул. Уложи-ка его в постель! Увидишь, завтра про все забудет, будто ничего и не было. А я должен на минуту выйти. Имро разговор мне перебил.


Еще от автора Винцент Шикула
Каникулы с дядюшкой Рафаэлем

В 1966 году в Праге проходил Международный конкурс книг для детей и юношества под девизом «Для молодёжи атомного века». Первую премию на этом конкурсе получила повесть молодого словацкого писателя Ви́нцента Ши́кулы «Каникулы с дядюшкой Рафаэ́лем». В весёлой непритязательной манере рассказывает повесть о деревне Гру́шковец, «самой обыкновенной деревне, как и все», и о знаменитом деревенском оркестре, в котором играет на геликоне герой повести одиннадцатилетний Винцент. Но за этим непритязательным весёлым рассказом встаёт жизнь современной словацкой деревни со всеми её заботами и радостями.


У пана лесничего на шляпе кисточка

Первые две повести крупнейшего словацкого прозаика («У пана лесничего на шляпе кисточка» и «Яичко курочки-невелички») носят во многом автобиографический характер, третья («Юрчику привет от Юрчика!») — сказочная, героями ее являются птицы. Эта книга — о любви ко всему живому на земле, и прежде всего — к детям и животным.


Рекомендуем почитать
Записки. Живой дневник моей прошлой жизни

Данная книга представляет собой сборник рассуждений на различные жизненные темы. В ней через слова (стихи и прозу) выражены чувства, глубокие переживания и эмоции. Это дневник души, в котором описано всё, что обычно скрыто от посторонних. Книга будет интересна людям, которые хотят увидеть реальную жизнь и мысли простого человека. Дочитав «Записки» до конца, каждый сделает свои выводы, каждый поймёт её по-своему, сможет сам прочувствовать один значительный отрезок жизни лирического героя.


Долгая память. Путешествия. Приключения. Возвращения

В сборник «Долгая память» вошли повести и рассказы Елены Зелинской, написанные в разное время, в разном стиле – здесь и заметки паломника, и художественная проза, и гастрономический туризм. Что их объединяет? Честная позиция автора, который называет все своими именами, журналистские подробности и легкая ирония. Придуманные и непридуманные истории часто говорят об одном – о том, что в основе жизни – христианские ценности.


Мистификация

«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».


Насмешка любви

Автор ничего не придумывает, он описывает ту реальность, которая окружает каждого из нас. Его взгляд по-журналистски пристален, но это прозаические произведения. Есть характеры, есть судьбы, есть явления. Сквозная тема настоящего сборника рассказов – поиск смысла человеческого существования в современном мире, беспокойство и тревога за происходящее в душе.


Ирина

Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.


Квон-Кхим-Го

Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Избранное

В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.


Дом 4, корпус «Б»

Это своеобразное по форме произведение — роман, сложившийся из новелл, — создавалось два десятилетия. На примере одного братиславского дома, где живут люди разных поколений и разных общественных прослоек, автор сумел осветить многие стороны жизни современной Словакии.


Гнездо аиста

Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.