Мастера. Герань. Вильма - [104]
— Плевал я на твой колокольчик! Дура стоеросовая, думаешь, дело в одном колокольчике? Ребята, люди, речь теперь обо всем!
— Вот именно, — подтвердил причетник, — речь идет обо всем!
— Ну видишь, осел! — вмешался в разговор другой крестьянин. — Зачем тогда бурчишь? Языком треплешь.
— Я треплю языком?
— Да еще и молотишь. — Крестьянин не желал и слушать причетника. — О чем, собственно, разговор? Ты был денщиком, сам же сказал, и вдруг хочешь стать капитаном?
— Рехнулся ты, человече? — Причетник почти обиделся. — Кто хочет стать капитаном?
— Ты сам сказал.
— Я сказал?
— А кто же!
— Эге, добрый человек, ты меня, видать, совсем не понял! Я говорил о командире. Кто тебе сказал, что я хочу им быть?
— Мое дело сторона! По мне — ты как был ослом, так и останешься.
— Ну вот, я свое получил! — Причетник покачал головой, но слова пока не отдавал. — Ладно, пускай я осел. Однако нас тут вон сколько, давайте хорошенько приглядимся друг к другу! И ты, братец, коли разум есть, скажи что-нибудь, скажи, но только путное!
— Я свое уже сказал, — ответил крестьянин. — Иду домой. К жене, к детям. И вы, мужики, решайтесь! А я домой иду, только домой, и баста.
— И я присоединяюсь, — поддержал его другой крестьянин, — потому как и я сыт по горло. Не так уж я глуп, во всем успел разобраться. Что поднесли, то и отведал. Не брошу я жену с детьми, чтоб немцы измывались.
— И ты думаешь, выиграешь? Вы что, думаете, выиграете? — Причетник переводил взгляд с одного на другого. — Разве у меня нет детей? У меня еще больше детей, семеро у меня. Не даете мне досказать, а я всего-то и хочу напомнить, что нам надобно вместе держаться. Так ли мы решим или эдак, пойдем ли вперед или назад, но тут должен быть человек, который нами всеми будет командовать, и мы будем его слушаться. Выберем такого человека, и пускай слово будет за ним! Я подчинюсь. Я старый солдат, и у меня тоже, ей-богу, есть нос, и глаза есть, и вы тоже многое видите, не скроешь того, да, и впрямь нас еще всякое ждет! Поэтому я так стою на своем и, может, даже кричу: одного, выберем одного!
— Раз уж кричишь, кричи и дальше. Быть тебе командиром! Сам себе это придумал.
— Я себе придумал? Если и говорю о командире, то это не значит, что я им хочу быть.
— Ну давай ты! — Некоторые стали его подбадривать. — Нам ведь все равно!
— О-ох, не все равно, ребятки мои золотые, мне, мне не все равно. Честное слово, я о себе и не думал. Я просто солдат, был солдатом. А нас тут вон сколько. Какое у кого звание?
— Какое у кого звание?! Мы все просто солдаты. — Они заспорили меж собой, и вдруг выяснилось, что самое высокое звание у Имро. В армии он был младшим унтер-офицером.
— Ну видите, — сказал причетник, — я, выходят, прав был, когда подумал: ежели нет Карчимарчика, хоть мне и жалко, ох до чего жалко нашего Карчимарчика, я сразу подумал — пусть это будет Гульдан. Ведь Гульдана мы все хорошо знаем. Молодой, а неглупый, обученный, ремесло знает, да еще и звание имеет. Вот и пускай Имро, пускай он. Уж если нет Карчимарчика, то скажите, кто другой, ну кто из нас может быть командиром?!
Имро, конечно, этого не ждал. Будь оно в другом месте и при других обстоятельствах, он бы принял слова причетника в шутку, да и сейчас, пожалуй, это все походило на шутку, которой, правда, никто не смеялся.
Сразу все глаза поворотились к Имро, и ему казалось, что этих глаз слишком много и что они уже давно глядят на него.
— Черт возьми, ну скажи что-нибудь! — гаркнул кузнец Онофрей.
Но Имро не сразу нашелся, не сразу. — Вы, должно, шутите! — выдавил он заикаясь и невольно чуть подался назад, словно хотел оградиться и отвести от себя внимание, он шарил глазами по лицам людей, надеясь, вероятно, найти себе замену. — Почему, почему именно я? Тут ведь есть и другие.
— Какие другие? — Церовский причетник решил его подбодрить. — Ведь ты, Имришко, чин, у одного тебя звание, и мы будем тебя слушаться.
Остальные глядели на него неподвижно, и взгляды их становились все тверже и недовольнее, словно они злились, что он хочет изменить или отдалить речами то, что было уже решено.
— Черт возьми, так говори! Чего молчишь? — взъярился кузнец Онофрей.
— Я… я правда не знаю… Что вы хотите от меня? Что я должен говорить?
Церовский крестьянин схватился за голову. — Ребята, какие вы безмозглые, до чего же вы безмозглые! Я иду домой, иду домой, ей-богу, иду домой! — И он на самом деле пошел, оглядываясь, не двинулся ли кто следом за ним.
— Я с тобой, — поднялся и его товарищ и, сделав несколько шагов, тоже оглянулся — верно, думал, что пойдут все.
Но мужики остались на месте, они лишь проводили долгим взглядом ушедших и снова повернулись к Имро, ожидая, что он им скажет.
Имро думал. Думал еще и после того, как уже принял решение, он обводил всех глазами и в каждого вглядывался, точно хотел выяснить, будут ли действительно все с его решением согласны. Потом он поднял руку и определил направление.
— Идем вперед!
И они пошли. Имро, правда, был не лучшим из командиров. Но пожалуй, это была не его вина. В конце-то концов, он и не хотел быть командиром. Он вел людей, но не знал, куда, в сущности, должен был их привести. Возможно, поэтому он вел их так долго, и они постоянно были в пути, некоторые даже не хотели его слушать, ворчали, то и дело с ним препирались, злились, что им есть нечего: хоть поначалу и было у каждого что пожевать, но они всем уже давно поделились друг с другом, подъели все до последней крохи.
В 1966 году в Праге проходил Международный конкурс книг для детей и юношества под девизом «Для молодёжи атомного века». Первую премию на этом конкурсе получила повесть молодого словацкого писателя Ви́нцента Ши́кулы «Каникулы с дядюшкой Рафаэ́лем». В весёлой непритязательной манере рассказывает повесть о деревне Гру́шковец, «самой обыкновенной деревне, как и все», и о знаменитом деревенском оркестре, в котором играет на геликоне герой повести одиннадцатилетний Винцент. Но за этим непритязательным весёлым рассказом встаёт жизнь современной словацкой деревни со всеми её заботами и радостями.
Первые две повести крупнейшего словацкого прозаика («У пана лесничего на шляпе кисточка» и «Яичко курочки-невелички») носят во многом автобиографический характер, третья («Юрчику привет от Юрчика!») — сказочная, героями ее являются птицы. Эта книга — о любви ко всему живому на земле, и прежде всего — к детям и животным.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Это своеобразное по форме произведение — роман, сложившийся из новелл, — создавалось два десятилетия. На примере одного братиславского дома, где живут люди разных поколений и разных общественных прослоек, автор сумел осветить многие стороны жизни современной Словакии.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.