Мастера детектива. Выпуск 13 - [176]

Если Коллинз хочет перехитрить его, то от Коллинза нужно избавиться. И хороший способ подсказал ему не кто иной, как мой дядя.

Сэр Хэмфри чуть не подпрыгнул на своем стуле.

— Я?

— Да, сэр, вы. Я имею в виду ваши разговоры о браконьерах. Я не виню вас, я даже полагаю, что вы сделали хорошее дело. У меня нет сомнений, что Коллинз убил Доусона, но доказать это было бы очень трудно. Прежде чем Фаунтин смог осуществить свой замысел, Коллинз предпринял вторую попытку вернуть обратно злополучную книгу. Попытка была дерзка, но оказалась успешной. В это же самое время Петерсон старательно, но совершенно безуспешно просматривал книги в библиотеке «Мэнора». Я уже начинал отчаиваться. Пропала половина завещания, и было непонятно, где ее искать. Если бы она по злому случаю попала Фаунтину в руки, он, несомненно, ее немедленно бы уничтожил. Я испытал большое облегчение, когда Коллинз, обнаружив, что его части завещания больше нет там, где она лежала, подумал, что она попала ко мне, и решился обыскать мою комнату. Это свидетельствовало о том, что и у Фаунтина нет этой половины. В противном случае он обязательно позаботился бы, чтобы Коллинз узнал об этом. Когда Коллинз возвращался из «Грейторна» в «Мэнор». Фаунтин застрелил его. Нам с вами, сержант, Фаунтин сказал, что весь вечер просидел в библиотеке и писал письма.

Здесь Фаунтин опять немного перестарался. Он не удержался и той же ночью позвонил в полицию. Повод для этого он нашел вполне подходящий. Но я никогда не доверял правдоподобным объяснениям. Петерсон сообщил мне, что Фаунтин тщательно обыскал комнату Коллинза, но ничего не обнаружил. Я полагаю, вы, сержант, обратили внимание на слова Фаунтина о том, что он ничего не нашел, когда задавали ему вопросы.

— Да, сэр, — сказал сержант. — Я сразу обратил на это внимание.

— Сержант, с вашими способностями вам нечего делать в Верхнем Неттлфолде, — сказал Эмберли.

— Что ж, сэр, пожалуй, я не возражал бы против того, чтобы поменять место работы, — ответил явно польщенный сержант.

— Я бы на вашем месте попробовал себя на сцене, — порекомендовал Эмберли.

Озадаченный сержант задумался, а Эмберли продолжал:

— Фаунтин невольно начал выдавать себя. Он превращался — и это совершенно естественно — в настоящего сумасшедшего. Вместо того, чтобы как можно меньше рассказывать и запутывать Фрейзера, он попытался изменить свои прежние показания. Не успел он избавиться от Коллинза, как тут же начал подвергать сомнению его алиби по убийству Доусона. Это был явный перебор. До того момента он отказывался верить в то, что Коллинз мог совершить преступление, и не хотел увольнять его, несмотря на явную к нему неприязнь. Но, устранив Коллинза, он сразу сказал нам, что утром того же дня выдал Коллинзу предупреждение об увольнении. Если вы помните, сержант, когда мы с вами уезжали из «Мэнора», вы спросили, дало ли мне что-нибудь это посещение, и я ответил, что отметил один или два важных момента. Именно о них я сейчас и рассказал.

Первоначальная скованность сержанта уже прошла, и он заметно осмелел.

— И вы сразу все это поняли, мистер Эмберли? — спросил он.

— К счастью, да, — сухо ответил Эмберли. — Я видел, что Фаунтин зажат в угол и понимает это. Поэтому на следующий день после убийства Коллинза, то есть вчера утром, я решил принять кое-какие меры предосторожности и с этой целью съездил в Литтлхэйвен.

— Но ты ведь говорил, что занимаешься расследованием убийства Коллинза, — заметила леди Мэттьюз.

— Так считалось официально. Я не хотел, чтобы Фаунтин пронюхал о том, где я.

— Но что же побудило тебя поехать в Литтлхэйвен? — спросила Фелисити.

— Моторная лодка, — ответил Эмберли. — Я знал, что у Фаунтина есть лодка, на которой можно переправиться через Ла-Манш. Я не собираюсь делать вид, что заранее предвидел, как он будет ее использовать. Об этом я еще не догадывался. Но опасался, что если дело примет неблагоприятный оборот для Фаунтина, то он, сознавая грозящую ему опасность, просто удерет. Моторная лодка обеспечивала ему реальную возможность побега. Когда я приехал в Литтлхэйвен и стал наводить справки, то выяснил, что отремонтированную моторку только что привезли из Мортонс-ярда и поставили на швартовную бочку в бухте неподалеку от домика Фаунтина. Подплыв к ней на гребной лодке, я обнаружил, что она полностью готова к выходу в море. Мои предположения явно подтверждались. Я нанял портового грузчика и поручил ему наблюдение за моторкой. Он должен был сразу же сообщить мне по телефону, если ее будут снимать со швартовки. Такая мера позволила бы полиции вовремя связаться с французскими портами и перехватить Фаунтина. Я и сейчас уверен, что Фаунтин привел в готовность свою моторку для того, чтобы обеспечить возможность побега. Так как Коллинз был мертв, ему вроде бы незачем было охотиться на Ширли. Не имея завещания, она ничего не могла ему сделать. Собственно говоря, он не хотел совершать ни одно из своих убийств. Я верю, что он не лгал, говоря, что прошел через ад. Если бы он не унаследовал состояние своего дяди, он оставался бы тем, кем по сути и был: жизнелюбивым и добрым человеком, которому нужен был налаженный быт и немного денег, чтобы удовлетворить свои вполне скромные потребности. Его беда заключалась в том, что он привык считать себя наследником Джаспера Фаунтина, и когда узнал о лишении наследства, то сама мысль о том, что у него могут отобрать все, оставив лишь десять тысяч фунтов, была для него невыносима. Он не имел практически никаких личных средств, но регулярно получал крупные денежные суммы от дяди. Фаунтин произвел на меня впечатление человека легкомысленного и недальновидного, но способного на хитрость, чтобы при необходимости выпутаться из трудного положения. Я уверен, он никогда не задумывался над возможными последствиями своего первого преступления. Молчание слуг было куплено за деньги, и хотя Фаунтин прекрасно понимал, что поступает нечестно, он, несомненно, успокаивал себя тем, что поскольку Ширли и Марк ничего не знают о наследстве, то, значит, и никакой потери для них нет. Он сызмальства приучил себя к мысли, что будет хозяином «Мэнора». И, я думаю, ему было легко оправдать в собственных глазах сокрытие настоящего завещания. Но после того, как он сделал первый неверный шаг, обстоятельства, как он сам выразился, вынудили его пойти дальше. Я уверен, ему все это было отвратительно и он готов был признать себя побежденным, если бы не постоянная мысль о неотвратимости тюремного заключения.