Мастер снов - [6]

В этом майском кипенье цветном

Становлюсь я и юным, и смелым,

И не помню в томленье ночном

Своего постаревшего тела.

Зачарован весенним теплом,

Аромат его жадно вдыхаю.

Ощущаю себя божеством

И про смертность свою забываю.

Забываю, как солнце слепит,

Там, где мчится Земля голубая,

Где проносится метеорит,

И опять в неё не попадает.

4

Зубов всё меньше, волосы всё реже,

Смотреть противно, как обвис живот,

И зеркало всю правду-матку режет,

Врать не желает, сволочь, и не врёт.

Возможно, мне поможет физкультура,

И нежный стоматолог в гости ждёт.

В моих руках моя мускулатура,

Так что ж я ною — старый идиот!

Мне дали жизнь, мне подарили разум,

Глаза, чтобы на всё это смотреть,

Но есть ещё и старческий маразм,

И добрая целительница — смерть.

А где-то там, где ангелы роятся,

Где вечно юны мы могли бы быть,

Идут в контору утром отмечаться,

Чтоб жизнь мою несчастную прожить.

Поэты

Нет у нас ничего, кроме речи,

Кроме слов, заплетённых узором.

И ложатся они на плечи

Бесконечным своим позором.

И когда пытаешься вникнуть,

Оправдаться ли, разобраться,

Так легко тут духом поникнуть,

Даже с жизнью легко расстаться.

Подрастеряны наши ценности,

И погашены маяки.

Мы случайно остались в целости,

Недотопленные моряки.

Перетряхиваем отчаянье

И надеемся каждый раз:

Станет слов опустевших звучание

Вновь наполнено смыслом для нас.

О «чурках»

Вот такие нынче времена —

Человека называют чурка,

Посмотри-ка: целая страна

Превратилась в пьяного придурка.

И привычно, как локальная война,

Сознавать, что мы — везде чужие,

Потому что совесть не нужна

Нашей невменяемой России.

В подсознанье лозунги звучат.

Чем же мы ответим беспределу?

Спрашивать себя — кто виноват?

И руками разводить — что делать?

И играть, конечно же, не в нас,

Разбивая колени в кровь,

Дети будут играть в спецназ.

Объясни им, что Бог — любовь.

Тут ведь стоит только начать,

И останешься средь руин.

«Я хочу прокурором стать» —

Скажет мне восьмилетний сын.

Вьюга

Город вечерний метелью укутан

В колкую белую шаль,

В лёгкие вихри свивает минуты

Вьюги мохнатой печаль.

Были нелепы мечты о свободе,

В этом туннеле, где выхода нет,

Сумерки мира мирно приходят,

Первым умрёт электрический свет.

Диктор прервёт идиотскую фразу,

И окунётся в царство теней

Город, как монстр тысячеглазый,

Ярко сверкавший лучами огней.

28.02.05

Мир как голограмма, или Программа всеобщего уничтожения

(повесть в стихах)

Часть 1

Мой дядя самых честных правил… А.С. Пушкин

1

Он умер вдруг, но смерть его была

Неотвратимой, медленной и страшной:

Болезнь его как будто бы жила,

Своею жизнью мертвою текла,

Как затяжной прыжок над голой пашней.

В больнице утром поплыла стена.

Он зубы сжал и палец прикусил

С холодной мандарининкой. Жена

Заплакала. Полёт окончен был.

Пришел медбрат и простынёй закрыл;

Двор проступал за сумраком окна.

2

Январь растаял. В том году зима

Упорно не желала быть зимой,

И грязь сводила дворников с ума.

Однако было чисто под Москвой

В день похорон. Погода разгулялась.

Остался крематорий за спиной,

Но вечеру печаль не полагалась;

Бежало солнце между резких веток.

На поворотах тонко пел мотор

Автобуса. Похожи на креветок,

Два облака рассеивали взор

Молчащих этой траурной кареты.

3

В салоне неуютно и неловко,

Как сигаретный дым, плыла печаль.

Вот начались поля без остановки,

Беседа натыкалась на верёвку

Повешенного и смолкала. Даль

И взгляд влекла, и длилась, и томила,

И на ресницах повисала сном;

Жизнь продолжалась с неуёмной силой,

Переживать не в силах ни о чём…

Но умер он, и мучило теперь,

Что видима невидимая дверь.

4

Невидимая дверь не заперта,

Как рот, распахнутый улыбкой странной;

Перед тобой зияет чернота,

Где слышен звук фальшивого органа.

И этой процедуры простота,

И гул огня далёкий, неустанный…

Сквозь время проведённая черта…

Как сон дурной, что до рассвета гложет

И наяву преследует опять,

Тебя воспоминание тревожит,

Но, к счастью, мы умеем забывать,

И эту дверь как будто закрывать.

5

Чудесно жить в сияющем, огромном,

Абсурдном мире, полном красоты:

Жить гением и нытиком бездомным,

Преступником и жертвой глухоты,

Жить дураком, бездарностью и жмотом;

Порою, соблазняясь без причины

Самоубийства тщетною мечтой,

Развратничать и злиться до икоты,

Заболевать то гриппом, то ангиной,

Чтоб грязной и забывчивой зимой

Вдруг умереть от скисшего компота,

И этим сильно поразить кого-то.

6

Цвет гроба. Музыка. Цветы. Автобус.

Где хоронить, и куплен ли венок?

Блины, салями, как у прочих чтобы…

Как будто бы ему не всё равно!

Но в день один вмещаются все зимы,

И все шумы в чуть слышный снега скрип.

Сменяется картинок пантомима:

Метро, деревья, улицы изгиб.

Укутываясь в ночь неуловимо,

Снег посинел, и под случайным взглядом

Ожил слепой фонарь, стоящий рядом.

7

И вслед за ним по улице по всей

Затеплились и нехотя зажглись…

Так встретил, возвращаясь, Алексей,

Привычный свет привычных фонарей

И площади заснеженную жизнь.

В сугробе, задевая край куста,

Прожектор освещает дом культуры,

С избытком колоннады и скульптуры.

И был бы вовсе храм, но без креста,

Да небо, вознесённое над ним,

Невольно его делает смешным.

8

А между тем был день, был день,

Огромный класс художественной школы,

Где сладко спит на гипсах светотень;

И первый шаг на первую ступень

По лестнице, испуганно-веселый.

Окно открыто, тихий голос чей-то,