Мастер снов - [5]

А в глазах её вращаются галактики.

Так себе вращаются, «на средненько».

Но она в меня упёрлась взглядом,

Как бы обдавая пониманием,

И красиво прошагала рядом,

Исчерпав на том свое внимание.

Силуэт её в проёме двери

Вспыхнул ореолом золотистым,

И ушла, изображая зверя,

Указуя вверх хвостом пушистым.

Памятник

Кому судьбой назначены свершения,

Что имя сохранят его в веках,

Он, как и все, не убежит от тления,

И Вечностью оставлен в дураках.

Но он, должно быть, чувствует острее,

Как, в сущности, успех его убог.

Как жалок тот, кто выиграл в лотерею,

А выигрыш использовать не смог.

И если он при жизни возвеличен,

Такой не позавидуешь судьбе —

Для всех он, точно камень, безразличен.

Несчастный — просто памятник себе.

И не потомки, а родные дети

Упорно не хватают с неба звёзд,

Зато шумят, и надо жить на свете.

А делать что? Вот в том-то и вопрос!

Ужасный Дракон

Ужасный Дракон, что во мне обитает,

По счастью, лишён чешуи и огня.

А были бы зубы — да кто его знает! —

Он первым сожрал бы меня.

А так я хожу между вами, как будто

Похожий на всех, но обидно до слёз:

Приходиться быть начеку поминутно —

То лапу покажет, то высунет нос.

И людям не слышно, как он ежечасно,

Шипит у меня в раскалённом мозгу:

«В них тоже драконы, дурашка несчастный!»

Не верю, но спать не могу.

Башня из слоновой кости

В высокой башне из слоновой кости

Сидел я, всё мне было нипочём,

Ко мне поэты приходили в гости,

И мы всю ночь трындели о святом.

А где-то смерть с судьбой играла в кости,

И жизнь меня манила калачом,

Но говорил я всем соблазнам: «Бросьте,

Я в башне, я поэт, я ни при чём».

Калашниковы встали в ряд калашный,

И начали детишек убивать,

И я не выдержал, и я покинул башню,

Пытаясь не унять, так хоть понять:

Вот я один, я маленький, мне страшно,

Но вам на это с башни наплевать.

Закат цивилизации

Увидел я закат цивилизации,

Каким-то чудом оставаясь жив.

Мир угасал с изяществом и грацией,

И был он удивительно красив.

Кого-то обвинить хотелось мне,

Но не было бомбёжек авиации,

В последней схватке не сходились нации,

Мир умирал, как наркоман во сне.

Последних уток плавное скольжение

Я видел в сельском маленьком пруду,

И всё казалось недоразумением.

Как можно было допустить беду!

И думал я со странным облегчением,

Что завтра на работу не пойду.

Весенние заморозки. Жёлтые цветы

Снега нет, но земля побелела от холода,

И позёмкою стелется острая снежная пыль.

Бедолага, Апрель, твое сердце морозом

                                               расколото,

Ледяные обрубки в руках — не цветы ль?

Побелевшие веки, навеки закрытые,

Ты уходишь в объятия доброй земли

И уносишь цветочки, морозом убитые,

Что под солнцем твоим расцвели.

Но тепло возвратится, и все это праздновать

                                                       кинутся,

А лохматые, жёлтые, эти смешные цветы,

Никогда, никогда уже вновь не поднимутся

Воскресить их ни в силах никто — даже ты.

Письмо Ефиму Лямпорту

памяти Александра Карамазова

Приснились мне товарища поминки,

Всё было и торжественно, и чинно:

Столы накрыты, на стенах картинки,

На Герцена, в престижнейшей гостиной,

Здесь, в ресторане, гости собрались

Те, кто при жизни даже не ругали,

Поскольку ничего о нём не знали,

Любезно на халяву нажрались.

Собрались те, кто управляет славой,

 Выписывает пропуск на Олимп,

И речи их настолько величавы,

Что Антарктиду растопить смогли б.

Здесь был и сам виновник торжества,

Мы с ним тихонько в уголке сидели,

Но угощенья трогать мы не смели,

Так, откусили разик или два.

Тут, чтоб достойно вечер завершить,

С погромом к нам нагрянули фашисты,

Сашатку стали не на шутку бить,

Но было это для проформы чисто.

Кому-то в харю дав, глаза открыл,

И вспомнил вечер тот на самом деле:

Как ветер подмосковный злобно выл,

Четыре бабушки под Окуджаву млели,

В Малаховке, как в Новых Васюках,

Ведущая мечтала о музее,

Мы с Леною вдвоем, и все в соплях,

Да парочка случайных ротозеев.

17.04.04

Дачная колыбельная

Вите Марцинюку

Натопленная печка,

За лес садится солнце.

Сейчас зажжётся свечка,

Затеплится оконце.

Мохнатая скотинка —

Корова и коза —

На печке кошка Зинка

Свернулась, егоза.

Пора уснуть, мой мальчик,

Слипаются ресницы.

Пускай пушистый зайчик

Во сне тебе приснится.

Пусть волк тебе приснится,

Волчище говорящий,

Принцесса и Жар-птица

В густой еловой чаще.

А тени на игрушках

Качаются и скачут.

Волк серый на опушке

Уставился на дачи.

Лолита

1

Она проходит в облаке духов,

И ненароком замечаешь вдруг

Полоску тела в белизне трусов,

Каёмкой тонкой вылезшей из брюк.

Она мой перехватывает взгляд

И смотрит с понимающей улыбкой,

А я уже и отвернуться рад,

Но это получается не шибко.

На нежной шее светится пушок,

Небрежно голова наклонена.

Создав тебя, порадовался Бог,

И злобно ухмыльнулся Сатана.

2

Наедине со своими мечтами,

С запоздалым весенним теплом,

Извращенец с потерянными глазами,

Извращенец, измученный снами,

И девочка с оголённым пупком.

Вот проходит она в своей легкой одежде,

Как мечты наркотический дым,

Про себя улыбаясь нелепой надежде

И желаньям его молодым.

Она мимо проходит, и не обернётся,

Оставляя у грёзы в плену.

И опять, и опять соловей засмеётся,

Подарив только похоть ему.

3

Оглушает берёзовый дух,

Соловей, что зальётся на ветке.

Вербы нежный светящийся пух,

Как дыхание юной нимфетки.