Мастер и Виктория - [3]

Шрифт
Интервал

Мама окончила музыкальное училище, но на работу так и не устроилась. Иногда к ней приходили на дом ученики. Я помню, как пряталась за креслом, старалась не дышать и слушала, как мама тихим голосом делает замечание очередному нерадивому юному дарованию.

Властный и неукротимый характер отца подавлял ее тонкую чувствительную натуру. Но она любила его. До саморастворения, до самозабвения. Прощала, плакала. И всё равно любила. Терпела унижение и боль от его ударов. Стонала от грубых ласк.

В моем детском сознании эти картинки отпечатались навсегда. Частенько отец приходил домой мрачный и угрюмый, пропитанный злобой и ненавистью, грязью и смрадом того отребья, с которым он вынужден был работать каждый день. Любой брошенный на него взгляд, неловкое движение, неудачно сказанное слово приводили его в бешенство. И тогда в ход шли кулаки. А иногда брючный ремень. Я убегала в свою комнатушку, запиралась в ней, накрывалась с головой одеялом, тряслась от страха, и слушала ее крики и сдавленные стоны.

Отец меня почти не замечал. Я точно знала, что он меня не любит. Сколько раз слышала, как, он избивал в очередной раз маму, грубо матерился и кричал ей, что она, никчемная, даже не смогла родить ему сына. Это было очень больно и обидно. И, смотрясь в зеркало, я постепенно начинала ненавидеть себя за то, что не родилась мальчиком. За свои темно-рыжие локоны, за длинные ресницы и девчачью довольно ладную фигурку. Старалась носить только брюки и шорты, терпеть не могла платья и бантики, а однажды обрезала себе волосы большими портновскими ножницами. Мама плакала над моими кудрями, а отец высек меня в очередной раз ремнем, за то, что огорчила мать.

Но все это не мешало мне все так же исступленно его любить.

Единственным моим теплым детским воспоминанием об отце был подаренный им большой плюшевый медведь, изнутри наполненный доверху конфетами. Мне было девять иди десять. Он пришел с работы под вечер тридцать первого декабря, пьяный, но как никогда добродушный и даже погладил меня по голове. Я не верила в то, что достойна такого счастья. Так и уснула, не выпуская игрушку из рук, будто боялась, что утром она исчезнет.

До пятого класса моим спасением была школа. Помню, как ждала свое Первое сентября, вскакивала ночью с десяток раз, чтобы проверить все ли положила в портфель, и еще раз полюбоваться на свою форму – темно-синие пиджачок и юбку в крупную складку, кипельно-белую блузку с кружевным воротником. А еще я безумно гордилась лакированными черными туфельками на ремешках. И белыми гольфами с помпонами. Мама потратила много сил, чтобы убедить меня одеться «по-девчачьи», но оно того стоило.

Помню до сих пор гладиолусы, из-за которых мне почти ничего не было видно, только расчерченный мелом, едва подсохший после вчерашнего дождика асфальт перед школой.

Моя первая учительница, спокойная и строгая, Анна Евгеньевна. Наш класс был ее последним набором. Потом она собиралась на заслуженный отдых. Седые волосы, зачесанные в тугой пучок. Старомодные роговые очки. Негромкий, хорошо поставленный голос. Когда класс начинал шуметь, она говорила еще тише. А иногда посреди урока математики, отвернувшись к окну, начинала читать нам Пушкина или Фета. И мы, завороженные, замолкали.

Я была твердой хорошисткой. Никогда не входила в число «звездочек», но и тройки, а тем более двойки, хватала очень редко. Может еще потому, что знала – за каждую из них меня ждет порка отцовским ремнем.

Однажды я попыталась, как многие мои одноклассники, исправить в дневнике «тройку» на «пятерку». И, конечно же, тут же была поймана с поличным отцом. Он снова высек меня ремнем по пятой точке, уложив к себе на колени. Я стискивала зубы, чтобы не разреветься. Мама тихо плакала в соседней комнате, где отец закрыл ее, чтобы не мешала. Багровые рубцы не заживали неделю. Каждый раз, когда я садилась, я вспоминала, чего стоит ложь.

Друзей я заводила тяжело. Может, была не слишком общительной, может, сказывался тяжелый характер, доставшийся от отца – упрямый, жесткий и прямой. Я не умела ни перед кем лебезить, всегда говорила правду в лоб. Не терпела обмана и подстав, не хотела ни с кем «дружить против кого-то». С мальчишками мне было проще, а вот девочки меня не слишком жаловали. И чем старше мы были, тем напряженнее становились отношения с одноклассницами.

Моим закадычным другом был Сережка Молчанов. Мы жили в одном доме и с первого класса каждое утро встречались у подъезда. А после уроков вместе лазали по деревьям и трубам, сваленным около котельной во дворе, таскали котлеты щенкам дворовой собаки Жульки, пригретой доброй дворничихой тетей Марусей, весной тайком от родителей уезжали на пригородной электричке до ближайшей лесополосы, рвали подснежники и продавали их по двадцать рублей у автобусной остановки.

Правда, наш бизнес однажды был жестоко пресечен, когда нас забрал в участок патруль ППС. Когда я сказала свою фамилию - Раменская, дежурный тут же позвонил моему отцу.

И опять я неделю шипела сквозь зубы от боли, когда садилась.

Сережка тогда впервые увидел, как я побледнела, когда за нами приехал мой отец, и почувствовал, какой леденящий ужас меня охватил. Взял за руку и сказал, что если бы был взрослым, я бы ничего с ним не боялась.


Еще от автора Юлия Данцева
Игрушка для Мастера

Забавно играть в живые игрушки. .


Жена Кукловода

Куклы не плачут. Они не могут. Даже если бы хотели. Чего хочет каждая кукла? Чтобы с ней играли. Ей душно под стеклом. Особенно если она сама выбрала такую роль.


Рекомендуем почитать
Одиночки по жизни

На первый взгляд они обычные люди. Он просто хмурый, неприветливый парень. Она - веселая и жизнерадостная девчонка. Они оба помешаны на машинах и обожают шальной адреналин ночного города и высоких скоростей.  Они не мыслят себя без музыки. Он пишет песни, для того, чтобы их никто не услышал. Она - радио ди-джей, голос ночного эфира, без лица, с псевдонимом вместо имени. Они оба - одиночки по жизни. Что будет, когда песня парня помимо его воли попадет на радио и "голос ночи" начнет искать скрытного таланта? А если они случайно окажутся в одной команде челленджеров? Что если два одиночества встретятся?


По ту сторону экрана

Зрители в восторге от популярного телешоу. Его красивая, остроумная, доброжелательная ведущая — кумир миллионов. Но что происходит с ней по ту сторону экрана?Неотразимую телезвезду изводит ревностью и бесконечными придирками надоевший муж?Значит, надо избавиться от благоверного раз и навсегда. Чтобы ничто не мешало наслаждаться жизнью.Чтобы наконец почувствовать себя не только успешной, но и счастливой.


Встреча с прошлым

Настоящая любовь требует величайшего самопожертвования. Чтобы уберечь любимого человека от мучительного разочарования, героиня берет на себя вину за то, чего никогда не совершала. В разлуке проходит несколько лет, и вот они встречаются снова. На этот раз их любовь побеждает все обиды, подозрения и сомнения, и герои романа наконец находят свое счастье.


Долина грез

Для Милдред Догэрти, героини романа, главным в отношениях двух любящих людей всегда была полная честность. И когда она поняла, что возлюбленный предал ее, она без раздумий порвала с ним. Но через несколько лет их дороги с Норманом Ллойдом снова пересеклись. И эта встреча заставила ее на многое взглянуть совсем по-другому.


Любимая балерина

Очаровательная талантливая балерина Люси находит свое счастье, встретив молодого успешного дипломата Джулиана. Однако его мать прикладывает все усилия, чтобы разлучить влюбленных. С необыкновенной изобретательностью она клевещет на Люси…


Сердечный трепет

Они совершенно не подходят друг другу. Он преуспевающий адвокат, а у нее свое кафе в Гамбурге. Его переполняют нереализованные желания, а она пытается в них разобраться. Он любит свою мебель, а она – свои проблемы. И при этом оба любят друг друга. Но в одно проклятое утро все рушится в одночасье. С разбитым сердцем садится она в машину, одержимая жаждой мести. Тем более что завтра ей исполнится 32 года.