Мастер дымных колец - [17]

А пока он вернулся к дню сегодняшнему, быстренько привел себя в порядок и отправился покупать билет, который позволит осуществить намеченное им мероприятие. Выходя из темного подъезда, он подвергся внезапному нападению яркого солнечного света вкупе с теплым свежим воздухом и не заметил, как вслед за ним появился сосредоточенный молодой человек. Не заметил он его и позже, когда стоял на перроне наземной станции метро и наслаждался живописными кручами левого береге и трехступенчатой белоснежной колокольней бывшего мужского монастыря, где он прогуливался вчера по аллее, усыпанной багровыми листьями и блестящими орехами. Он думал о том, что лет пятьдесят назад по этой аллее гулял писатель Бездомный, который всю юность прожил в Южном городе, а желал жить в столице. Он часто вспоминал судьбу ее основателя, который лет восемьсот назад свою жизнь положил на то, чтобы жить в Южном городе, бывшем тогда столицей, истратил силы и здоровье, основал по пути не один город, в том числе нынешнюю столицу, и наконец достиг своей цели, умер-таки в Южном городе его главным правителем.

Изнемогая от духоты в железнодорожной кассе, что на улице Основоположника, он не обратил внимания на то, как ненавязчиво разглядывает его гражданин, занявший за ним очередь. Да и потом, на городском рынке, напротив кафедры, покупая роскошные осенние георгины, он мог бы легко рассмотреть открытое волевое лицо преследователя, на котором еще не было и следа морщин — этих шрамов борьбы человека с самим собой, впрочем, не было пока и шрамов иного рода.

Домой Сергей Петрович вернулся с букетом и полной сумкой различных вкусных вещей. На пороге его встретила Марта и они обнялись, будто не виделись тысячу лет. В этот день она была внимательнее обычного, не шутила, не смеялась, не называла его Шалопутиком, а только Шалопутом, не приставала к нему с вопросами, где он работает и почему у него, бобыля, целая трехкомнатная квартира, а у них с мужем, ответственным работником, всего две комнаты. Она осторожно заглядывала ему в глаза, пытаясь выведать в них что-либо существенное или определить, правда ли он едет в командировку, а не так просто сбегает от нее подальше. Но в маленьких Шалопутовых глазках кроме нежности никакой особой информации не содержалось. Впрочем, для нее и это было не так мало. Она любила его, потому что он никогда по большому счету не врал, потому что был ласков с ней, потому что она чувствовала, что нужна ему, и наконец еще потому, что Шалопут был человек необыкновенный. Зашивая ему надорванный рукав вельветового костюма, Марта спросила:

— Ты знаешь, что я на работе сказала?

Он вопросительно кивнул.

— Сказала, что необходимо выполнить деловые поручения мужа.

Шалопут нахмурился. Он не любил слушать про мужа, сам никогда не упоминал о нем и ей не позволял насмехаться. Но сегодня, быть может, впервые заговорил о Караулове. Да и то сказать, повод был из рядя вон выходящий. Они обсуждали вопрос и с той, и с этой стороны, но к единому мнению не пришли. Шалопут всячески успокаивал ее, говорил, что все выяснится самым что ни на есть обычным образом. При этом он старательно обходил вопрос о том, кто же Караулова запер в клетке. Видно, не знал ответа.

8

— Хорошенькая, — подытожил наблюдения сцены прощания проницательный человек с тараканьими усами. — Ваша жена?

— Да, — нехотя соврал попутчик, всем своим видом показывая, что не намерен завязывать разговор.

Перрон с возрастающей скоростью уносился направо, туда, где в грязном оконном пятне таяли провожающие, носильщики, буфеты, напичканные крутыми холодными яйцами в целлулоидных пакетах, лампы дневного света и круглые вокзальные часы марки МЧЗ. Необщительный гражданин облегченно вздохнул, впереди у него — двенадцать часов беззаботной жизни, когда не нужно принимать никаких решений, можно расслабиться, просто глядеть в окно. Он полностью передоверил себя машинисту — добровольному узнику стального пути и железнодорожного расписания. Он редко ездил и потому любил это делать. Предпочитал поезд самолету, потому что так дольше, купе — плацкарту, молчание — разговору. Но ему сегодня явно не повезло. Стоило ему поверить, что его оставили в покое, как над ухом послышалось:

— Мряка.

Гражданин с ненавистью посмотрел на соседа с тараканьими усами, так нагло перевравшего смысл происходящего за окном. На него глядели веселые добродушные глаза.

— Константин, — представился тот и протянул руку.

— А подите вы к черту, Константин, — отослал неразговорчивый и попытался пройти мимо протянутой руки.

— О, веселый человек попался, — обрадовался Константин. — Я люблю веселых, от них скорость прямолинейного движения возрастает.

Веселый гражданин насупился и, пожимая руку, представился:

— Иероним.

— Тот самый? — удивился Константин.

— Тот самый, — подтвердил Иероним.

Супружеская пара, разместившаяся в купе, с испугом наблюдала за необычным знакомством. До этого они успели уже развернуть на купейном столике бумажные свертки с провизией, и теперь из газет и журналов выглядывали коричневые куриные ноги, головки репчатого лука и чеснока, аппетитные колбасные кольца, бутылочка кефира и еще многое другое. Все это поедал бледный щуплый парнишка, а его пухленькая розовощекая женушка с какой-то обреченной покорностью намазывала, обмакивала, солила и подсовывала новые и новые куски. Когда один гражданин послал другого к черту, кормежка прекратилась и супруги стали напряженно глядеть в коридор. Константин приветливо улыбнулся попутчикам и, показывая на стол, спросил: