Массада больше не падет! - [10]

Когда он очнулся, то мир перед ним качался. И был перевернутым. Фидельман висел на сосне вниз головой, привязанный за ноги своими собственными штанами и кальсонами. Все тело болело — должно быть били крепко… Перед ним стояли немцы. Один из них, ухмыляясь, сообщил:

— Ты — еврей, но ты храбро сражался. Мы — солдаты фюрера, уважаем храбрость даже в евреях. Поэтому мы оставляем тебе жизнь, еврейчик. Можешь прославлять нашего фюрера Адольфа Гитлера за то, что тебя не расстреляли на месте.

Вместо ответа Михаил плюнул в немца кровавой слюной. Немец осклабился еще шире, вытер лицо:

— Хорошая попытка, еврейчик. Но ты не надейся: никто тебя не пристрелит. Виси себе. Счастливо оставаться!

И машина с немцами в кузове ушла, а Фидельман остался висеть. Он не знал, сколько он уже провисел. Иногда он впадал в беспамятство, а иногда приходил в себя, и видел, как перед его глазами, застланными кровавым туманом, проносятся автомобили, танки и бронетранспортеры немцев. От бессилия ему хотелось заплакать, но слез не было. Только сухая бешенная ненависть…

— …Йося! Ты можешь осторожнее?! Это все-таки молодой человек, а не мешок с углем.

Фидельман очнулся от того, что его довольно чувствительно приложили о землю. Голова болела так, словно вот-вот расколется как гнилой орех, руки, раньше туго стянутые веревкой, теперь были свободны, и жутко чесались, а во рту было ужасно горько…

— Очнись, парень! Очнись! — Михаил почувствовал, что его бьют по щекам. — Товарищ младший сержант, я приказываю вам открыть глаза!

Застонав от усилия, он разлепил веки и с удивлением увидел склонившегося над ним бригадного комиссара в полной форме и странного человека в черном пиджаке и черной шляпе, из-под которой выбивались длинные, нечесаные волосы. Фидельман был бы готов поклясться, что это — раввин, но за плечом черного человека висел немецкий пулемет MG-34. А раввинов с пулеметами не бывает — это Михаил знал совершенно точно…

— Очнулся? Ну и молодец! — радостно улыбнулся бригадный комиссар. — Говорить можешь?

— Могу… — тяжело ворочая распухшим языком пробормотал Фидельман. И попросил, — Воды…

В губы ему ткнулось горлышко фляги, по лицу потекли струйки. Он глотал, давясь, шумно чмокая губами и наслаждаясь удивительным вкусом воды, восхитительно пахнущей свежестью и чуть-чуть болотом. Вода вернула его к жизни. Он сел, огляделся…

— Ой! — Он по-бабьи прикрылся руками. — Ой!..

Сразу же прошла голова, перестали болеть помятые бока и поврежденные ребра. От пояса вниз он был совершенно голым…

Бригкомиссар снова улыбнулся:

— Сынок, не переживай. Сейчас все устроим. Ты встать-то сможешь? А ну-ка…

Опираясь на плечо комиссара, Фидельман поднялся на ноги, пошатнулся, но устоял. С трудом сфокусировал взгляд и увидел свои сапоги, поверх которых лежали немецкие брюки и трусы. Он удивленно посмотрел на бригадного комиссара.

— Надевай, надевай. Их хозяин не обидится…

С трудом одевшись, Михаил выпрямился:

— Товарищ бригадный комиссар! Младший сержант Фидельман отправлен командиром заставы делегатом связи к командованию погранотряда…

— В настоящий момент младший сержант Фидельман поступает в распоряжение бригадного комиссара Левинзона. Вопросы? Нет? Замечательно. Товарищ Фидельман, вы с немецким пулеметом знакомы?..

Глава 6

…В родное местечко братья Левинзоны и Фидельман попали лишь следующим утром. Сперва они вернулись к тому месту, где были закопаны остальные винтовки, потом осторожно шли, обходя места, где могут оказаться немцы, а когда не буквально нос к носу столкнулись с разъездом немецких разведчиков-мотоциклистов — приняли бой. Несмотря на отчаянное сопротивление Иосава…

— Фима! Я отказываюсь участвовать в этой авантюре! Почему ты все время стреляешь в людей? Да еще сбиваешь с толку приличного молодого человека, наверняка — из хорошей еврейской семьи!

— Йося, ничего что у мальчика на груди комсомольский значок? И мальчик служит в пограничниках?

— Это не имеет значения! Ты дурно влияешь на него. Он бы уже давно мог договориться с немцами…

— Товарищ Левинзон, вы меня, конечно, извините, но ведь немцы меня повесили за ноги! Я с ними должен после этого договариваться?

— А кто просил вас, молодой человек, кидаться на солдата и бить его по голове прикладом? Вот вас и наказали.

Правда, последние слова Иосав произнес уже значительно менее уверенным тоном.

— Йося, не смеши меня и товарища пограничника! Хороши же твои «вежливые и воспитанные» немцы, если так поступают с пленным…

— Фима, кто-то совсем недавно убил пленного. Это был не ты?

Ефим хмыкнул:

— Йося, я просто убил его, а не вспорол живот, привязав к муравейнику. По-моему, есть разница между тем, что сделали они с нашим молодым товарищем, и тем, что сделал я. Ты думаешь иначе?

Иосав действительно думал иначе, но решил не спорить о частностях, а перейти сразу к главному:

— Послушай Фима. Я сейчас скажу тебе одну важную вещь, а ты — ты можешь даже выстрелить в меня из своей винтовки, но все равно будешь должен признать мою правоту!

Иосав выпрямился и гордо прошелся, точно командир, перед Ефимом и Михаилом, изумленно взиравшими на преображение священника: