Масоны - [250]
Сколь ни мимолетны были все эти первоначальные впечатления, произведенные описываемыми мною лицами друг на друга, они, однако, повторялись в продолжение всего бала, и положительно можно было сказать, что m-me Тулузова стремилась к Аггею Никитичу, а инвалидный поручик стремился к ней, что Екатерине Петровне было не совсем лестно. Камер-юнкер с большим вниманием расспрашивал о пани Вибель мрачного почтмейстера, который, конечно, прокаркнул о ней всякую гадость; но, несмотря на то, московский франт всякий раз, встречаясь с прелестной дамочкой, спешил выкинуть из глаза стеклышко и нежно посмотреть на нее; равным образом Марья Станиславовна пленила, кажется, и откупщика, который ей между прочими любезностями сказал, что недавно выписанную им резвейшую мазурку он намерен назвать "a la pany Wibel". Аггей Никитич, конечно, всех этих мелочей не замечал; одно только показалось ему странным, что когда он начал танцевать вальс с пани Вибель, то она не подделывалась под его манеру, а танцевала по-своему, в два приема, так что им едва возможно было протанцевать один тур; но с камер-юнкером, пригласившим после того пани Вибель и умевшим, конечно, танцевать вальс в два приема, она носилась по зале, как бабочка.
Более сказать о бале нечего, кроме того лишь, что все разъехались очень поздно, что, однако, не помешало Аггею Никитичу, подвезшему пани Вибель в своих санях к ее квартире хоть ненадолго, но все-таки зайти к ней.
Вскоре после бала наступил Николин день, и по случаю именин государя императора все служащее и не служащее общество съехалось к торжественной обедне в собор. Дамы при этом красовались в своих самых нарядных салопах, а между ними, конечно, была и пани Вибель, успевшая, к великому счастию своему, почти перед тем как разойтись с мужем, заставить его сделать ей отличнейший салоп с собольим воротником. Мужчины же служащие были в мундирах, какой у кого оказался, и Аггей Никитич, конечно, облекся в свой отставной мундир карабинерного полка, из которого он, надобно сказать, как бы еще повырос и заметно пораздобрел. Посреди мундирных мужчин появился и камер-юнкер, который такой эффект произвел на всех молящихся своим золотым мундиром, что описать трудно: в уездном городке никто почти и не видывал придворных мундиров! Пани Вибель тоже немало была поражена нарядом камер-юнкера, так что всю обедню не спускала с него глаз, хотя, собственно, лица его не видела и замечала только, что он то выкинет из глаза движением щеки стеклышко, то опять вставит его рукою в глаз. После обедни откупщик тут же в церкви пригласил все знакомое ему общество к себе на полуофициальный обед, видимо, желая разыгрывать в уездном городке как бы роль губернатора. На обед этот, разумеется, все съехались, а также прибыла и m-me Тулузова, не бывшая в соборе, но получившая от Рамзаева приглашение с нарочным, посланным к ней в Синьково. За столом хозяева посадили Екатерину Петровну по правую руку самого амфитриона[109], а по левую он, злодей, пригласил сесть пани Вибель, которая на такую честь, кажется, не обратила никакого внимания и весь обед занята была сравнением фрака Аггея Никитича, еще прошлой зимой сильно поношенного, с фраком мизерного камер-юнкера, который у того, по начавшей уже проникать в Россию моде, был очень широкий, но вместе с тем сидел на нем складно. Не преминула пани Вибель сравнить и белье на сих джентльменах, причем оказалось, что у Аггея Никитича из-под жилета чрезвычайно неуклюже торчала приготовленная ему неумелой Агашей густо накрахмаленная коленкоровая манишка, а на камер-юнкере белелось тончайшее голландское полотно. Пока Марья Станиславовна делала все эти наблюдения, хозяином провозглашен был тост за здравие государя императора; оркестр сыграл народный гимн[110], и к концу обеда все подвыпили, не выключая даже дам, и особенно разрумянилась Екатерина Петровна, которая после горячего выпила хересу, перед рыбой портвейну, а после мяса красного вина - и не рюмку, а стакан; шампанского тоже не то что глотала понемногу из бокала, а разом его опустошала. Тотчас же вслед за обедом затеялись танцы, в продолжение которых Аггей Никитич, вероятно, вследствие выпитого вина, был несколько более внимателен к явно стремящейся к нему Екатерине Петровне, и она, очень довольная тем, сразу же затеяла с ним почти интимный разговор.
- Monsieur Зверев, - сказала она, - вы дружны с Марфиными, с которыми я тоже была прежде знакома и даже родня Егору Егорычу по первому моему мужу, скажите, где они теперь, и правда ли, что уехали за границу?
- Они за границей-с, - отвечал Аггей Никитич с болезненным чувством в сердце.
- А скажите, дело об моем муже вы производили?
- Я-с, - отвечал Аггей Никитич с мрачным оттенком в голосе.
- Но неужели же он так прав, что мог вывернуться?
В ответ на это Аггей Никитич первоначально пожал только плечами.
