Маски Черного Арлекина - [11]

Многие посетители надолго и в красках запомнили это жуткое зрелище, а полупьяный менестрель по имени Брайан Звонкий, когда-то знаменитый на весь Ронстрад бард, после прилюдно клялся всеми богами, что сама Смерть посетила его этой ночью. Впрочем, очень скоро старый пропойца и впрямь загремел на кладбище, так что, вполне возможно, именно так оно и было на самом деле.

На полу трактира уже лежало шесть корчащихся в агонии тел, когда на весь зал прогремел яростный голос:

– Прекратить немедленно! Мечи в ножны, ублюдки, или я лично вас всех на вертела понасаживаю!

Уцелевшие пираты вместе со своим предводителем отступили, тяжело дыша, но ножей из рук не выпустили. Эльф тоже не спешил исполнять приказ, направив острие меча в сторону говорившего. Им оказался сам хозяин трактира, Илдиз Тагур, человек жесткий, но при этом честный, что было большой редкостью в Сар-Итиаде. Трактирщик держал в руках тяжелый пехотный арбалет, способный с пятидесяти шагов пробить полный латный доспех, а сзади стояли двое его людей, весьма сурового вида, с такими же заряженными арбалетами.

– Райфен! Джим, чтоб тебя Бансрот забрал, ты опять за свое! – Старик Тагур разъярился не на шутку. – И вы, сударь, кто бы вы ни были! – Он зло повернулся к эльфу. – Убирайтесь оба из моего трактира! Если вам так охота прибить друг друга, можете сделать это на улице, а не ломать мою мебель!

Пираты злобно переглянулись, но предпочли принять неизбежное. Они спрятали оружие, молча подобрали своих убитых и раненых и отправились прочь. Лишь на пороге, у самой двери, разъяренный Райфен обернулся, указав пальцем на так и не сдвинувшегося с места Мертингера:

– Ты мне еще за это ответишь, мразь!

Эльф промолчал, убирая меч в ножны. Затем вернулся к своему столу, под которым все еще прятался притихший и испуганный Жакри, и стал собираться. Сложил с тарелки в небольшую дорожную сумку уже успевшее остыть мясо, предварительно завернув его в какую-то ткань. Туда же отправилась так и не откупоренная бутылка вина. Все это эльф хладнокровно проделал под прицелом арбалетов. Подумав, Мертингер достал горсть золотых монет и бросил на стол.

Жакри вылез на свет и проводил монеты жадным взглядом, а хмурый трактирщик одобрительно кивнул.

– А как насчет моего золотого? – некстати заикнулся паренек.

– Ты съел его сегодня за ужином, – равнодушно ответил эльф.

В это время с улицы послышалось обреченное лошадиное ржание. Мертингер вздрогнул – он узнал голос своего скакуна. Лошади были единственными существами в этом мире, которых он по праву считал своими друзьями. Сами того не ведая, корсары умудрились ударить его по-настоящему больно.

Жакри ринулся к окну, которое выходило на конюшню.

– Милорд, они убили вашего коня! Вот мерзавцы!

Эльф ничего не ответил, молча повернулся и направился к выходу. Оторопевшие посетители трактира благоразумно расступались перед ним, освобождая дорогу, а трактирщик проводил его до самой двери ложем арбалета и торчащим из него болтом.

Немного замешкавшись, Жакри бросился следом.

* * *

Освещенный тусклым светом скрытого облаками месяца, Мертингер шел по пустынным улицам быстрым, походным шагом, так что увязавшемуся за ним мальчишке приходилось чуть ли не бежать за ним. Тяжелый мешок, снятый с трупа бедняги-коня, был переброшен через плечо эльфа и перетянут ремнями – он походил на огромный горб, но не мог замедлить быстрой походки бывалого солдата. К подобному способу передвижения эльф привык за долгие годы военных походов на суровом севере Конкра, где далеко не всегда можно было рассчитывать на скорость и выносливость скакуна. В походе конь мог пасть от обморожения, враги могли убить его или отравить, подсыпав жгучего яда в ближайший источник. А уж в Стрибор лошадям и вовсе дороги нет, кони там – верный способ привлечь внимание голодного дракона.

Но сейчас эльф шел по ночному городу людей, городу, живущему своей привычной и столь мнимо мирной жизнью. Здесь не было ни вражеских армий, ни лютых морозов, ни отравленных стрел, и все же в душе у эльфийского лорда застыло ощущение притаившейся рядом опасности, много раз спасавшее его на войне. Да, от людей он не ждал ничего хорошего. Возможно, среди них и есть настоящие воины (Мертингер вспомнил рыцаря, спасенного им в Гортене), и у некоторых из них даже присутствует некое подобие чести, но это скорее исключение из правила, причем чересчур редкое исключение. Варвары, они и есть варвары. Нет, Мертингер не относил себя к тем немногим из своих сородичей, кто считает эльфийский народ единственно достойным жить под небесами, напротив, он всегда считал, что каждого, в ком есть хоть крупица разума, следует судить по его делам, неважно, кто он, человек, эльф или подгорный гном. Сам он отказывал в этом праве лишь оркам, но этих животных вряд ли можно было считать разумными существами, в отличие от людей. И все же глазам эльфа на землях Ронстрада предстали лишь страх слабых и торжество зла, коварства и подлости сильных. Все то, чему он стал свидетелем за неполных двенадцать дней пути, все виденное им слишком разочаровывало в людях. Все его попытки разглядеть в них хоть что-то хорошее разбились, будто сброшенные с высокой башни, когда эти мерзавцы посмели нанести ему жестокую боль, убив верного друга. Мертингер даже представить себе не мог, как это можно – убить коня, убить просто так, не из корысти или на войне, а лишь из одной только ненависти к его хозяину.