Маскарад лжецов - [28]

7 ПРОРОЧЕСТВО

Наригорм, разумеется, оказалась права. Еще до того, как молодой месяц, острый, словно коса Смерти, встал над землей, мы тронулись в дорогу. Рассудок говорил мне, что девочка тут ни при чем — как бы она могла это подстроить? Она всего лишь сказала то, что прочла по рунам. Ее ли вина, что они напророчили дурное? И все же меня не покидало чувство, что она не только предрекла, но и подстегнула события.

Однако, честно говоря, причину наших злоключений следовало искать в человеческой природе. Когда мы с Аделой вернулись в гостиницу, там уже назревала беда. Делегация оловянщиков обратилась к церковным властям с жалобой на чертиков-в-башмаке. Паломники покупали их вместо образков, освященных в усыпальнице. Настоятель взял дело в свои руки и рассудил, что раз чертики-в-башмаке изображают легенду о святом Джоне Шорне, то Осмонд должен отдавать церкви половину денег за каждую проданную игрушку. Это было вдвое больше, чем платили оловянщики. В Осмонде взыграло саксонское упрямство: он заявил, что скорее сломает игрушки, чем заплатит хотя бы пенни. Настоятель только пожал плечами: хочешь — ломай, хочешь — плати, так или иначе затруднение с оловянщиками разрешится.

Хотя понятно было, что Осмонду придется или прощаться с насиженным местом, или подыскивать другую работу, все еще могло бы обойтись, если бы не Жофре. На следующий вечер, когда они с Родриго играли в гостинице, туда ворвались трое и, прежде чем их успели остановить, выволокли Жофре на улицу. К тому времени, как мы выбежали следом, двое прижимали юношу к стене, а третий, похожий на хорька, водил ножом у него под подбородком.

Родриго взревел, как бык, но хорек и бровью не повел — только вдавил нож так, что показалась кровь. Жофре задохнулся и перестал вырываться, боясь, что острие войдет глубже.

— Один шаг — и ему не жить!

Даже в своей ярости Родриго видел, что это не пустая угроза. Он отступил на шаг и поднял раскрытые ладони.

— Ты его хозяин?

Родриго кивнул.

— Чего тебе от него надо?

— Надо? — Хорек пронзительно рассмеялся. — Деньги свои хочу получить, вот чего. Твой подмастерье сделал ставку на бойцового петуха. Взялся играть с большими, чисто взрослый, а как проиграл — ай-ай, какая незадача! — обнаружил, что кошель пуст. «Должно быть, у меня украли деньги», — говорит. Прям убивается, что не может заплатить. А я человек мягкосердечный, — хорек снова хохотнул, — вот и говорю ему: «Не повезло тебе. Такое время, всюду мерзавцы, никому нельзя верить. Знаешь, как я поступлю? Дам тебе два дня сроку». Вот какой я щедрый, верно, ребята? Сам страдаю из-за своей доброты. Ребята вечно меня корят.

Громилы, державшие Жофре, ухмыльнулись и крепче прижали его к стене.

— Наш юный друг должен был принести денежки вчера в полдень, да не пришел. За это мои ребята переломают ему пальцы, один за другим, чинно-аккуратно. Посмотрим, как он после этого будет играть на лютне.

Жофре побелел и принялся бессвязно молить о пощаде, чем еще больше развеселил хорька. Родриго пришлось держать, чтобы он не бросился на вымогателей с кулаками. Наконец он переборол ярость и севшим голосом спросил, сколько задолжал Жофре. Сумма оказалась невероятной. Как терпеливо объяснил хорек, Жофре придется заплатить больше первоначального проигрыша, поскольку он просрочил долг.

— Считай, я дал деньги в рост. Пусть теперь отдает с лихвой. — Хорек снова хихикнул.

Выбора не оставалось — надо было платить. Мы с Родриго вывернули кошельки, но этого не хватило. Казалось, сейчас громилы осуществят угрозу своего хозяина, но тут Зофиил добавил недостающее, со злостью бросив Жофре: «За тобой будет».

Все трое ушли: хорек явно довольный собой, громилы — ворча, как два пса, которых оттащили от добычи. Едва они скрылись из виду, появился хозяин.

— Чтобы завтра со светом вас здесь не было. Эти молодчики такие — придут за деньгами и, если сразу не получат, принимаются все крушить. У меня приличная гостиница для уважаемых людей, мне тут всякая мразь ни к чему.

Его слова меня удивили.

— Но они же не вернутся! Они получили свое.

— Сейчас получили, — мрачно отвечал трактирщик, — а что будет, когда ваш красавчик снова не сможет заплатить проигрыш? К тому же, сдается мне, вы трое отдали последние деньги. Кто будет за вас платить? Да еще говорят, друг ваш повздорил с оловянщиками. Мне с ними ссориться ни к чему, они исправно заходят сюда пропустить кружечку. Вам-то что, вы пришли и ушли, а нам тут жить. Так что выметайтесь, пока не устроили мне новых неприятностей. И рыбу свою забери, — добавил он, поворачиваясь к Зофиилу. — Все тут провоняла.

— Это не рыба, а русалка, тупой ты невежда! — вскипел Зофиил. — Исключительно редкое и ценное существо, каких не было и не будет в том жалком хлеву, который ты называешь гостиницей.

— А я говорю, раз воняет рыбой, значит, рыба. Может, моя гостиница и не самая богатая в деревне, но пока я здесь хозяин, мне решать, кто в ней живет. Если не соблаговолите убраться к рассвету, я вам не только пальцы переломаю. И не надейтесь устроиться в другую гостиницу — я уж позабочусь, чтобы вас никто не пустил.

Итак, провожаемые недобрыми напутствиями трактирщика, мы вышли в путь на следующее же утро, когда над мокрыми полями брезжил холодный серый рассвет. Все наши надежды на теплое пристанище пошли прахом. Осмонд корил себя, Зофиил во всем обвинял Жофре. Меня тоже разбирала злость на мальчишку. Теперь прости-прощай, мечта уйти в одиночку, оставив их всех в Норт-Марстоне. Однако без толку было ругать Жофре. Упреками дела не поправишь. А бросить их было нельзя, ведь верно же?