Маска красной смерти - [7]

— Тебе больше ничего не понадобится.

Я запихиваю книгу в свою сумку, и, скрещивая руки на груди, перехожу в наступление. Она ведет меня через холл к своей смешной паровой карете.

Эта карета — и чудо, и чудовище, подарок от ее дядюшки. Транспортное средство имеет подвижную крышу, которая может быть закрыта в плохую погоду, чтобы дождь не испортил прическу, и окрашена в белый цвет, с инкрустацией золота, словно путешествует здесь сказочная принцесса. Кроме того, ведет ее вооруженный водитель, и еще спереди двое стражей. Сзади — мальчик, закладывающий уголь в печь, нагревающую воду до состояния пара.

Эйприл говорит, что ученый, который изобрел карету, взорвал башню в замке принца Просеро, но я не знаю, правда ли это. Мы нуждаемся в средствах для передвижения с тех пор, как чума убила всех лошадей.

Вечер пасмурный, но не дождливый. Эйприл смеется.

— Оставь окно открытым. Мне нравится ветер, я даже рискую, ведь летучие мыши могут приземлиться мне на голову.

Летучие мыши. Их использовали, чтобы решить нашу проблему с москитами. Ученые что-то сделали, чтобы увеличить их, и теперь животы летучих мышей стали больше и могут съедать неограниченное количество кровососов.

Летучие мыши подхватили вирус от москитов, но не умерли. Они только переносят болезнь. Никто не говорит об этом. А еще о людях, которые переносят болезнь неделями или даже месяцами. Каждый обязан сразу же их убивать. И зараженных животных, и зараженных людей. Военные награждают тех, кто приносит им тела летучих мышей.

Эйприл передает мне фляжку, и я делаю большой глоток.

— Я не боюсь летучих мышей, — говорю,наконец, я.

Мы обе смеемся, но это не было бы так забавно, если б мы были трезвы или не вместе. Вместе проезжаем через руины некогда шумного города, а теперь всего лишь памятника нашим умершим.

Кто-то нарисовал большие черные буквы на стене здания. Силюсь разобрать их. ЖИЗНЬ СВЯЩЕННА. А СМЕРТЬ — ДАЖЕ БОЛЕЕ. Я смотрю на буквы, уродливые и кривобокие, а затем Эйприл задыхается и толкает меня вперед, впечатывая в обивку.

С глухим стуком камень врезается в бархатное сидение, где только что покоилась моя голова. Страж с левой стороны поднимает ружье и выстреливает, на лету разрушая следующий.

Эйприл дрожит больше, чем я когда-либо видела. Перепугана. Она поднимает первый камень, слишком большой для ее руки и к тому же неровный, и выбрасывает на улицу. Мы обе вздрагиваем от звука, который он издает при падении. Такой же мог быть слышен при столкновении с маской или костями моего отца. Если люди хотят кидаться в нас камнями, что ж, недостатка в них нет. Город разваливается на части, и эти части могут быть использованы для вооружения. Где угодно. Когда угодно.

Стражи Эйприл просматривают территорию, пока ее водитель поправляет свою собственную маску и ускоряется.

— Полагаю, я спасла твою жизнь. Снова, — наконец говорит она.

Полагаю, спасла.

Впервые я встретилась с Эйприл, стоя на кончиках пальцев на самом краю крыши Аккадиан Тауэрс. Менее двух лет назад.

Никто не приходил на крышу, но она поднялась ко мне и сказала:

— Что ты делаешь?

Я была так удивлена, что ответила честно.

— Представляю, каково это было бы — спрыгнуть отсюда.

Тогда она засмеялась. Это было типично для Эйприл, но я была в шоке от этого. Я пыталась скрывать свои суицидальные мысли ото всех, а эта девушка просто смеялась!

— Ты мне нравишься, — сказала она. — Я слышала о девушке, живущей в старых апартаментах принца. Мне нужна твоя помощь, чтобы заплести волосы.

Она сняла свою шляпу, показав мне волосы, половина которых была заплетена, половина — распущена. Ее мать слишком напилась, чтобы завершить прическу. — Не прыгай прямо сейчас, ладно?

Карета остановилась перед клубом. Эйприл начинает причитать из-за царапины на сусальном золоте, прежде чем направиться к немаркированной двери.

В мертвой тишине исследовательской комнаты я вздрагиваю, поймав собственное изображение. Я тиха как мышь, не из числа девушек, которые принадлежат подобным местам.

— Я не планировала приходить сюда сегодня, — бормочу я.

— Тем не менее, ты здесь, — говорит он. Невозможно определить, радуется он или злится из-за моего прихода. Но не осуждает. Вообще никаких эмоций.

Потом его рука придерживает мою талию, помогая мне встать. Я хотела бы остаться и поговорить с ним, но он уже отвернулся, чтобы принять другого члена клуба. Не имеет значения. Не имеет значения, как я хочу с ним поговорить, я боюсь, что мне вообще нечего ему сказать.

Эйприл замечает, как я смотрю на него.

— Как плохо, что ты приняла целибат, — говорит она, когда я покидаю комнату исследований.

— Это не целибат.

Это больше, чем клятва. Это способ, которым я обязана прожить свою жизнь. У меня нет выбора.

— Как плохо, — повторяет она, притопывая ногой, обутой в дорогую туфельку.

Мы проходим весь первый этаж, прочесывая каждую комнату. Эйприл останавливается, чтобы взять себе выпить, а затем мы идем через несколько комнат обратно, просматривая все углы и даже лестничные пролеты. Я ищу светлые волосы. Эйприл настолько блондинка, что затмит летний лимонный сок. Потому я думаю, что ее брат должен быть похож именно на нее.