Маска для убийства - [12]

— Я не отвечаю за газетные заголовки, — сказал Кремер, — и не издаю газет. Если они уже разнюхали что-то, я не в состоянии воспрепятствовать им. Но могу заметить, что признателен вам за откровенность. Итак, вы увидели мисс Браун только неделю назад?

У Кремера было много вопросов к матери и сыну. После того, как он задал половину, Вулф протянул мне клочок бумаги, на котором его рукой было написано:

«Скажи Фрицу, чтобы он принес нам кофе и сэндвичей. Нам и тем, кто остался в гостиной. И больше никому. Разумеется, не считая Сола и Теодора».

Я вышел из комнаты, отыскал на кухне Фрица, передал ему записку и вернулся назад.

В продолжение всей беседы Юджин с готовностью отвечал на вопросы Кремера, и миссис Орвин старалась следовать его примеру, хотя это стоило ей немалых усилий. Они показали, что все время были вместе, что, насколько я знаю, было не так, потому что по меньшей мере дважды во время приёма видел их порознь друг от друга. Кремер тоже, поскольку я не сделал из этого тайны.

Они наговорили ещё много другого, в том числе и то, что за время своего пребывания в оранжерее не покидали её вплоть до того момента, когда спустились сюда с Вулфом; что, пока большинство гостей не ушли, оставались там, потому что миссис Орвин хотела уговорить Вулфа продать ей несколько растений; что полковник один или два раза отлучался куда-то; что после моих слов и реакции полковника Брауна их почти не встревожило отсутствие Синтии; и так далее.

Перед тем как уйти, Джин ещё раз попытался упросить инспектора не впутывать в это дело его мать, и Кремер пообещал ему сделать все возможное.

Фриц принес Вулфу и мне подносы, и мы принялись за их содержимое. Молчание, которое установилось после ухода Орвинов, сменил звук работающих челюстей, пережевывающих салат.

Кремер, нахмурившись, смотрел на нас. Потом повернул голову:

— Леви! Приведи сюда этого полковника Брауна.

— Да, сэр. Этот человек, о котором вы спрашивали, — Веддер, — здесь.

— Тогда я приму его первым.

В оранжерее Малькольм Веддер привлек моё внимание тем, как взял в руки горшочек с цветами. Когда он подвинул стул и сел за стол напротив Кремера и меня, я все ещё придерживался мнения, что его персона заслуживает более пристального внимания, однако после его ответа на третий вопрос Кремера расслабился и целиком сосредоточился на своих сэндвичах. Веддер был актером и играл в трёх пьесах на Бродвее. Без сомнения, этим все объяснялось. Ни один актер не будет держать горшочек с цветами, как большинство нормальных людей, как вы или я. Он должен подчеркнуть своё действие тем или иным способом, и Веддер по совпадению избрал такой, который напомнил мне, как пальцы смыкаются на человеческом горле.

Сейчас он казался воплощенной в человеческий образ досадой и негодованием.

— Это бестактность! — сказал он Кремеру; его глаза метали молнии, а хриплый голос был исполнен страстной силы. — Обычная полицейская бестактность! Впутать меня в подобную историю!

— Да, — сочувственно сказал Кремер. — Этого не случилось бы, будь ваши фотографии во всех газетах. Вы член цветочного клуба?

Нет, ответил Веддер, он не состоит в клубе. Он заявился сюда вместе со своей приятельницей миссис Бэшем и, когда она покинула приём, чтобы успеть на какое-то свидание, остался посмотреть орхидеи. Они пришли примерно в половине четвертого, и он безотлучно находился в оранжерее до ухода.

Когда Кремер задал все положенные в таких случаях вопросы и получил на них, как и следовало ожидать, отрицательные ответы, он внезапно спросил:

— Вы были знакомы с Дорис Хаттен?

Веддер нахмурился.

— Дорис Хаттен. Она тоже была…

— А! — воскликнул Веддер. — Её тоже задушили! Я вспомнил!

— Совершенно верно.

Веддер сжал руки в кулаки, но не убрал их со стола и наклонился вперёд.

— Вы же знаете, — с усилием сказал он, — что нет более отвратительного занятия, чем душить людей, особенно женщин.

— Вы знали Дорис Хаттен?

— Отелло, — произнес Веддер глубоким звучным голосом. Он поднял глаза на Кремера, и его голос тоже возвысился. — Нет, не знал, лишь читал о ней. — Его всего передернуло, и он резко поднялся со стула. — Я приходил только за тем, чтобы посмотреть на орхидеи.

Веддер провел рукой по волосам, повернулся и пошёл к двери.

Леви посмотрел на Кремера удивленными глазами, но тот покачал головой.

Следующим привели Билла Мак-Наба, издателя «Газетт».

— Мне трудно передать вам, как я сожалею об этом, мистер Вулф, — сказал он с подавленным видом.

— Не стоит, — пробурчал Вулф.

— Какой ужас! Мне и в страшном сне не могло привидеться ничего подобного. Манхэттенский Цветочный Клуб! Конечно, она не записана в клуб, но тем хуже для нас. — Мак-Наб повернулся к Кремеру. — Во всем виноват я. Да, это была моя идея. Я упросил мистера Вулфа устроить приём. Он позволил мне разослать приглашения. И я уже поздравлял себя с небывалым успехом. Но чтобы такое!.. Что мне делать?

— Присядьте на минуту, — пригласил его Кремер.

Мак-Наб по крайней мере внес разнообразие в детали. Он признал, что трижды во время приёма покидал оранжерею: один раз сопровождал уходящих гостей и ещё дважды спускался в прихожую — проверить, кто уже пришёл, а кто ещё нет. В остальном он повторил то, что нам уже было известно. После этого нам показалось не только бессмысленным, но и глупым тратить время на оставшихся семь или восемь человек только потому, что они уходили последними. Кроме того, с технической точки зрения это было для меня слишком непривычным. Мне никогда не доводилось видеть здесь столько людей сразу.