Маска Димитриоса - [34]

Латимер как заворожённый смотрел на него. Вдруг у него вырвалось:

— Вы, конечно, не забыли взять с собой пистолет, мистер Питерс?

Толстяк сделал вид, что этот вопрос ему ужасно неприятен.

— Господь с вами, мистер Латимер. С какой стати я должен таскать с собой эту штуку, раз я пришёл в гости к другу?

— Очень хорошо, — сказал Латимер резко.

Он встал и запер дверь на ключ.

— Мне очень не хочется выглядеть негостеприимным, но и моему терпению приходит конец. Приехав сюда Бог знает из какой дали, я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал. Теперь очень хочу это знать.

— И, безусловно, все узнаете.

— Я это слышал и раньше, — грубо оборвал его Латимер. — Но, прежде чем вы опять начнёте разводить турусы на колёсах, хотел бы обратить ваше внимание на две вещи. Признаюсь, мистер Питерс, я не из тех, кто любит навязывать свою волю другим. Более того, мистер Питерс, я искренне и глубоко ненавижу всякое насилие. Но ведь бывают же случаи, когда даже миролюбцы прибегают к насилию. Мне кажется, я как раз на грани этого. Я гораздо моложе, и вы, вероятно, с этим согласитесь, физически сильнее вас. Если опять начнёте увиливать от ответа, то, предупреждаю вас, я применю силу. Вот что я хотел сказать во-первых. Ну, а во-вторых, я ведь знаю, кто вы. Ваша фамилия не Питерс, а Петерсен. Вас зовут Фредерик Петерсен, и вы были членом банды, торговавшей наркотиками. Возглавлял эту банду Димитриос. После ареста в декабре 1931 года вы были приговорены к тюремному заключению сроком на один месяц и штрафу в размере двух тысяч франков.

Мистер Питерс попытался улыбнуться.

— Вы узнали это от Гродека? — спросил он тихо и печально, и Латимер подумал, что ему, наверное, очень хотелось сказать: «Вам все рассказал этот Иуда?»

— Нет. Я видел вашу фотографию в старой газете.

— Вот оно что… Мне трудно было поверить, что Гродек…

— Итак, это правда?

— Конечно. Конечно, это правда.

— Ну что ж, в таком случае, мистер Петерсен…

— Питерс, мистер Латимер. Я решил переменить фамилию.

— Хорошо, пусть будет Питерс. Давайте перейдём теперь к третьему пункту. Ещё в Стамбуле я узнал некоторые интересные подробности, касающиеся краха вашей банды. Мне говорили, что именно Димитриос выдал вас полиции. Это правда?

— Безусловно, он поступил очень скверно по отношению ко всем нам, — сказал мистер Питерс мрачно.

— Мне говорили, что Димитриос сам пристрастился к наркотикам. Это верно?

— Как ни печально, но это факт. Я думаю, вы со мной согласитесь: если бы не наркотики, не было бы и доноса в полицию. Ведь мы приносили ему огромный доход.

— Я слышал также, что многие из вас собирались отомстить за это Димитриосу.

— Я не собирался, — возразил мистер Питерс. — Хотя некоторые горячие головы, как, например, Галиндо, очень этого хотели. Каюсь, я солгал. Я все-таки взял с собой пистолет. Надеюсь, вы меня поймёте? Своей скрытностью вы довели меня до отчаяния.

— Во всяком случае, вам бы это было на руку.

— Да поймите же наконец, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс устало, — это вам не детективная история. Выбросьте наконец из головы все эти глупости. Подключите своё воображение и подумайте над тем, что Димитриос, очевидно, не оставил завещания в мою пользу. Ведь так? Но это значит, что неверно ваше предположение, будто я убил его из-за денег, не правда ли? Ведь вы, конечно, не думаете, что он держал свои сокровища в сундуке? Так что давайте, мистер Латимер, спустимся на землю и обсудим все как разумные люди. Давайте вместе пообедаем. Можно пойти ко мне, я угощу вас хорошим кофе. Мне, например, ваш номер совсем не нравится. Если же вы предпочитаете пойти в кафе, то я тоже согласен. Я знаю, что я вам не нравлюсь, и не хочу вас осуждать за это. Давайте вообразим, что мы питаем друг к другу тёплые чувства.

Латимеру вдруг стало его жалко: последние слова он сказал печальным тоном и даже не улыбнулся. Кроме того, Латимер в самом деле вёл себя довольно глупо — недоставало только, чтобы он вёл себя как святоша или лицемер. И все-таки…

— Я тоже проголодался, — сказал он. — В самом деле, почему бы и не пойти к вам. Как и вы, я в отчаянии от постоянных трений между нами. Я только хочу вас предупредить, мистер Питерс, что если и на этот раз я не получу от вас удовлетворительного ответа — зачем я вам понадобился, то, уверяю вас, — заметьте, мне наплевать на полмиллиона франков, — я немедленно покину Париж. Надеюсь, это ясно?

— Куда уж яснее, мистер Латимер, — сказал Питерс, улыбаясь. — Мне так нравится, когда вы искренни со мной. Что может быть лучше искренности? Как хорошо, когда наши сердца открыты друг другу, когда мы не боимся, что нас поймут неправильно! Как хороша тогда жизнь! Но нет — мы слепы, как кроты. И когда Всемогущий делает свой выбор, и кто-нибудь из нас совершает неблаговидный поступок, не будем спешить осуждать его. Ведь свершилась Его воля, которую нам не дано понять. Как мы можем знать Его волю? Как, я вас спрашиваю?

— Я, право, не знаю.

— И никто не знает, мистер Латимер. Никому это не дано, если только он не окажется по ту сторону.

— Совершенно верно. Мне кажется, тут недалеко есть датский ресторан. Может, пойдём туда?