Маска Черного Тюльпана - [134]

— Только не тогда, когда речь идет о безопасности королевства.

— Уверяю вас, мистер Доррингтон, — протянул Вон тоном, рассчитанным на то, чтобы вывести человека из себя, — королевство не имеет к данному обстоятельству никакого отношения.

— Тогда что имеет? — резко спросил Майлз.

— Моя жена.

— Ваша жена? — повторила Генриетта.

Губы Вона искривились в насмешливой улыбке.

— Признаюсь, после стольких лет это словосочетание нелегко выговорить. Да, моя жена.

— Ваша умершая жена? — с грубым сарказмом повторил Майлз.

— Не такая уж и умершая, — встряла маркиза; на губах ее играла легкая улыбка.

Вон стремительно повернулся к ней:

— Ты знала?

— Это стало мне известно, — спокойно ответила маркиза.

— Может, кто-нибудь объяснит? — прогремел Майлз. — Не вы, — добавил он, когда маркиза открыла рот.

— На самом деле все очень просто, — успокоил молодого человека Вон, хотя весь его тон говорил об обратном. — Десять лет назад моя жена… предпочла уехать. Подробности не важны. Достаточно сказать, что она уехала, причем таким образом, чтобы история о болезни стала лучшим способом избежать скандала.

— Значит, вы знали, что она жива? — отважилась Генриетта.

— Нет. Карета, в которой она отбыла, натолкнулась, к сожалению, на скалу. Я думал, моя жена находилась в ней, и пребывал в этом счастливом заблуждении до недавнего времени, пока три месяца назад не получил первое из нескольких писем. В нем меня уведомляли о том, что она по-прежнему жива, и в качестве доказательства предлагали отрывок из ее переписки.

— А! — воскликнул Майлз. То письмо все еще где-то у него болталось — скорее всего в жилетном кармане, где и записка с именем портного, рекомендованного Болваном.

— А? — вопросительно посмотрела на своего мужа Генриетта.

— Потом, — пробормотал Майлз.

Однако Вон сделал свой вывод из пропажи записки и обыска в доме.

— Это вы были тем бандитом, который напал на моего несчастного лакея? Хатчинс хромает вот уже две недели. — Вон томно указал моноклем на одну из складок идеально накрахмаленного галстука. — Нападение очень плохо сказалось на моем белье. Нервная натура, понимаете ли.

— По крайней мере я не наносил вашему лакею ударов ножом, — прорычал Майлз.

— Ножом? — Брови Вона взлетели.

— Только не говорите, будто ничего не знаете.

— Он этого не делал, — вставила маркиза, пытаясь ослабить свои путы.

— В настоящий момент доверие к вам, — сообщил ей Майлз, наклоняясь и завязывая на веревке третий узел, — оставляет желать много лучшего.

Маркиза выпрямилась и посмотрела на него сверху вниз — нелегкая задача для человека, лежащего на ковре и связанного шнуром от шторы.

— Стала бы Республика прибегать к такому ненадежному орудию?

— Судя по тому, что я видела, — Генриетта вынула из волос маркизы спрятанный там стилет, с отвращением глядя и на него, и на его владелицу, — да.

— Не могу выразить, как я польщен столь бесконечно высокой оценкой моего характера, — прокомментировал лорд Вон. — Напомните мне об этом, когда я в следующий раз воображу себя странствующим рыцарем.

Генриетта виновато покраснела.

— Простите.

— А я не прошу прощения, — сказал Майлз. — А мадам Фьорила?

— Старый друг, ничего больше. Она была настолько добра, что предложила помощь в розыске моей заблудшей супруги. А мой лакей?

Майлзу хватило благородства смутиться.

— Это моя ошибка. Один последний вопрос. С чего весь этот интерес к Генриетте?

Вон слегка поклонился Генриетте, исследовавшей прическу маркизы на предмет оружия уничтожения. Рядом уже образовалась небольшая кучка, на безопасном от маркизы расстоянии.

— Кто, как не вы, мистер Доррингтон, способны понять его причину.

— Верно, — промямлил Майлз.

Вот незадача. Вон гораздо больше нравился ему в роли шпиона. Но Генриетта не заинтересовалась бы отъявленным злодеем. Или заинтересовалась бы? Женщин притягивают сардонические мечтательные типы… взять хотя бы все эти романы, которыми Генриетта постоянно обменивается с Шарлоттой. От этой мысли кровь в жилах у Майлза сделалась холоднее воды в январской Темзе. Он посмотрел на Генриетту, но румянец, которым вспыхнули ее щеки, когда она спокойно встретила взгляд Вона, ничуть не рассеял страхов Майлза и не улучшил его настроения.

Маркиза хрипло хохотнула — звук этот напомнил скрежет наждачной бумаги.

— Так вот чем это объясняется! А я-то гадала, что могло заставить тебя, Себастьян, вмешаться в мои дела на столь позднем этапе. Не думала, что это будет связано с чем-то столь, — она с насмешкой посмотрела на грязное лицо и растрепанные волосы Генриетты, — обыкновенным.

Вон смотрел на нее с мрачным удивлением.

— Ты всегда была толстокожей как носорог, не так ли, Тереза?

— Было время, когда ты думал по-другому.

— В то время, — парировал Вон с изящным взмахом носового платка, — я обладал весьма дурным вкусом.

Вокруг рта маркизы проступила белая полоса.

Генриетта чувствовала себя зрителем, опоздавшим на спектакль и начавшим смотреть с третьего акта.

— Прошу простить, что перебиваю, — сказала она с извинительной, как ей казалось, резкостью, — но о чем это вы говорите?

— Разве Тереза, — средний гласный звук, растянутый Воном, прозвучал как оскорбление, — не рассказала вам о своей деятельности в Париже? Марат, Дантон, Робеспьер — это все друзья нашей прекрасной Терезы. Разумеется, это было давно, когда еще модно было напрашиваться на неприятности. Но ты на этом не остановилась, ведь так?