MASH - [6]
— Точно, — прибавил Дюк.
— Хватит. Забыли, — ответил Генри, — да, и кстати, поскольку Хобсон в вашей палатке с этого момента не проживает, будьте любезны подежурить как следует для него в предоперационной.
В 4077-ом давно стало правилом для хирурга на дежурстве, если он конечно не требовался за столом, коротать время в предоперационной. В спокойные дни, это было совершенно лишним. О прибытии раненых всегда сообщалось заранее, к тому же никто не мог отойти больше чем за триста ярдов от лагеря. Таким образом, доктора всегда были поблизости.
Сие логическое рассуждение к сожалению избежало встречи с майором Хобсоном, и как командующий сменой он изволил возложить это бестолковое бдение в предоперационном отделении на плечи капитанов Пирса и Форреста с момента их перехода в дневной состав. Ястреб и Дюк сразу же его не послушались, сообщив что их завсегда можно найти за никогда не прекращающейся игрой в Покерной (и одновременно — Зубоврачебном кабинете) Доброго Поляка. Там Валдовский — капитан Армейских Зубоврачебных Частей из Хамтрамка, Штат Мичиган — двадцать четыре часа в сутки раздавал карты, пиво и безболезненно удалял зубы всем желающим.
— Не знаю, Генри, — сказал Ястреб. — Ты слишком много от нас хочешь. Но, если б ты нам грудного потрошителя достал…
— Вон отсюда! — возмутился Генри. — Допивайте пиво, и проваливайте!
Время, не занятое покером, Ястреб и Дюк обычно проводили в своей палатке. В этот день, когда наступила послеобеденная тишина, Ястреб сидел за игрой, а Дюк устроился на раскладушке с подставкой для письма на коленях в теперь уже их совершенно личной палатке. Каждый день он писал преданные письма жене, что было процедурой весьма времяпоглощающей. Он с головой погрузился в своё сочинение, когда в палатку влетел майор Хобсон и потребовал чтоб капитан Форрест сию же минуту проследовал в предоперационную.
— Пациенты есть? — спросил Дюк.
— Это не имеет никакого значения! — раздраженно рявкнул в ответ майор.
— Если… энто, там нет пациентов, я никуда не пойду.
— Явитесь в предоперационное отделение незамедлительно! — орал майор. — Это приказ!
— Ты-ы… энто, валил бы отсюда, — тихо посоветовал Дюк.
Майор перешел в нападение с видом карающего ангела. Дюк поднялся с койки с видом футбольного защитника из Джорджии, каковым он был в прошлом, и майор Джонатан Хобсон неожиданно обнаружил себя распластавшимся в снегу и слякоти, отлетев от палатки на добрые шесть футов.
Ястреб узнал о происшедшем и тут же вернулся в палатку.
— А вот это, мой несмышленый бунтарь, — заявил он, — отдаёт таким же идиотизмом, как и Нападение генерала Пиккета под Геттисбургом. За это мы можем схлопотать по шее.
Ждать появления полковника Блэйка на пороге палатки пришлось всего пару минут. Дверь распахнулась, в неё влетел Блэйк, и дверь с грохотом захлопнулась следом за ним. Лицо полковника сделалось совсем фиолетовым, и выражало страшную обиду на нанесенное оскорбление воинской чести лично ему и Армии вообще.
— Да вы с ума сошли! — орал он, — я вас под трибунал отдам!
— Генри, — сказал Ястреб, — я тут вообще не причём. Это всё глупый южанин натворил. Хотя я с удовольствием приму личное и посильное участие в несении наказания. Где нас будут судить? В Токио, или может быть, в Сан-Франциско?
— Разбежались — Сан-Франциско! Прямо здесь и сейчас. С этой секунды вам обоим запрещено на месяц покидать территорию лагеря. Вот вам краткая версия суда, и я его только что совершил!
— Но ты-ы… энто, не имеешь права… — начал было Дюк.
— Послушай, Генри, — мягко сказал Ястреб, — будь благоразумен. Я сам бы ни в жисть не смог удрать из этого лагеря, даже если бы сильно захотел. Но давай оставим дороги открытыми: вдруг меня выберут Министром Здравоохранения Соединенных Штатов.
— Да. И меня, — добавил Дюк.
С рыком, командир лагеря покинул палатку и, вполне вероятно, его наказание возымело бы силу. Вот только на следующий день майор Хобсон, воспряв духом, возобновил свою деятельность с утроенным энтузиазмом. Он начал молиться в столовой по пятнадцать минут перед каждым приемом пищи.
— Это ему так просто не сойдёт, — предсказал Дюку Ястреб.
И не сошло. Полковника Генри Блэйк проявил гораздо больше терпимости, человеколюбия и сострадания к ближнему, чем обычно полагалось Офицеру Регулярных Медицинских Войск, но уже на третий день он бросил свой обед недоеденным, ушел к себе в палатку, позвонил в Командный Пункт 8-й Армии, выпросил направление на имя майора Хобсона, отвёз его в Сеул, и посадил его в самолет до Токио. Оттуда майор улетел в направлении дома, где вскоре подошла к завершению его принудительная служба. Почётно уволенный в запас, он вновь был волен целиком отдаться своей поликлинике, мелким операциям, и церкви.
Отправив столь Важную Посылку домой, полковник Блэйк вернулся из Сеула сильно уставшим и помятым. Он смешал себе коктейль, отхлебнул и повалился на койку. Ему не удалось заснуть, потому что на пороге нарисовались Ястреб Пирс и Дюк Форрест. Изображая сильнейшее раскаяние, оба молча соорудили себе по коктейлю и, плеснув жидкость в глотки, повалились на колени перед своим командиром, принялись отбивать земные поклоны.
