Марью пишет сочинение - [9]
Меня стало подташнивать и клонить ко сну. «С чего это так спать хочется», — подумал я, зевая, и словно провалился куда-то…
Очнулся я оттого, что мама трясла меня за плечо и брызгала в лицо водой. А какой у неё был испуганный вид!
— Что случилось? — спросил я, переходя из положения лёжа на полу в положение сидя.
— С чего это ты залез в шкаф? — спросила в ответ мама. — Я хотела переодеть платье, открыла дверцу — и вдруг из шкафа вываливаешься ты и шлёпаешься на пол. Ох и испугалась же я! Сердце до сих пор колотится!
Мне нечего было сказать в своё оправдание. И тут я твёрдо решил собраться с силами и на две-три недельки стать образцовым мальчиком, каждый день аккуратно выполнять домашние задания. После такого испуга надо маму и порадовать немножко.
Сейчас в нашей школе все ребята помешались на рогатках. Да наверное, не в одной нашей, только в некоторых школах рогатку называют иначе — стрекалка. Из неё хорошо стрелять бумажными пульками. У нас в школе дело дошло до того, что даже у девчонок есть рогатки, даже у Тихого Океана, а ведь она в нашем классе самая-пресамая пай-девочка.
Перед последним уроком я прицелился в Тойво. Но когда спускал резинку, Тойво наклонился, пулька лишь слегка задела его затылок и — рикошетом от стены — угодила прямёхонько в нос Майре. Майре испугалась и вскочила со скамейки. И получилось очень кстати! В этот момент всем пришлось встать, потому что в класс вошёл учитель.
Я до того разошёлся, что стрельнул ещё разок. Учитель услышал, как стукнула пулька, и велел тому, кто выстрелил, выйти и подобрать её с пола. Учителя всегда так: если ты сам сознаешься в своём проступке, тебя назовут честным мальчиком и замечание тебе в дневник записано не будет. Поэтому я смело вышел и поднял пульку.
Но едва я сел на место, как выстрелил Аарне. Вот ведь недотёпа! Больше уже нельзя было стрелять.
Учитель велел мне немедленно подойти к нему с дневником. Я пытался объяснить учителю, что стрелял не я, что я честный ученик и проступков своих скрывать не стал бы, но учитель не захотел меня слушать. Велел подобрать с пола все бумажные пульки, даже те, которые лежали там ещё перед началом урока.
Аарне сидел на своём месте и усмехался.
«Ну, погоди! — подумал я, — после уроков я научу тебя уважать честность!»
Когда уроки кончились, я спрятался за столбом у ворот школы и стал поджидать Аарне. Собирался, как только он появится, показать ему «индейца». Но возле самых ворот учитель обогнал Аарне, а я из-за столба не заметил этого и с воинственным кличем прыгнул прямёхонько в учительские объятия.
Учитель спросил:
— Что случилось? Что за номер ты опять выкинул?
— Х-хотел н-нап… н-напугать Аарне.
Учитель оглянулся и сказал:
— Иди сюда, Аарне, ребёнок хочет тебя напугать.
Все так и прыснули, только мне было не до смеха. Но злости во мне тоже не было. Я чувствовал, что я жертва. Жертва несправедливости. И тут мне вспомнилось, что это благородно — страдать за других, за своих друзей. Это — самоотверженность. Только великие люди способны на такое. Я пошёл домой вместе с Аарне и постарался на него не злиться. Но дома я засомневался, можно ли такое страдание посчитать за настоящее.
В класс вошёл учитель и сообщил нам, что урока труда не будет, зато в четверг будет сразу два. Девочки станут делать бутерброды, а мальчики…
— …эти бутерброды съедят! — крикнул Председатель Колхоза.
Мальчики захохотали, Председатель Колхоза тоже смеялся.
Этот Председатель Колхоза — парень что надо! Он ничуть не обижается на нас за прозвище. Мы прозвали его так потому, что он собирается, когда вырастет, уехать в колхоз и стать там председателем.
В четверг девочки учились делать бутерброды и накрывать на стол, а мы мастерили щётки. У Тойво отец мастер по щёткам, он нам показывал, как пучки из капроновой щетины просовывать в дырки и закреплять на дощечке проволокой. Это проще простого. Щётки у всех получились на славу, и нас похвалили. Учитель сказал, что теперь нам будет чем оттирать с рук чернильные пятна.
Я рассмотрел щётку Председателя Колхоза. Две-три проволочки на ней были слабо затянуты.
— Тебя-то зря похвалили, — сказал я и легонько толкнул его в бок.
— Мне щётка не понадобится, у меня руки всегда чистые, — отпарировал он и, в свою очередь, толкнул меня.
Тогда я снова дал ему тумака, а он — мне, но он двинул меня так сильно, что я слетел со скамейки.
Отец нашего Тойво увидел это и сделал Председателю Колхоза замечание.
— Зачем же ты толкаешься!
— Он первый меня толкнул.
— Ишь какая у тебя железная бухгалтерия, — усмехнулся отец Тойво.
— У него бухгалтерия и должна быть железная, он ведь Председатель Колхоза, — объяснили мальчики.
К этому времени девочки уже накрыли столы и нас тоже пригласили.
Мы накинулись на бутерброды как стая голодных волков. Отец нашего Тойво хотел взять второй бутерброд, протянул было руку, но двое мальчиков, хотя рты их были ещё набиты, опередили его, и тарелка опустела.
