В одном из районов города, где движение было особенно оживленным, между двумя широкими улицами находилось пожарное депо. На втором и третьем этажах этого дома были помещения для пожарников, а на нижнем этаже, за дверьми, похожими на высокие ворота, стояли ярко-красные автомобили, готовые в любую минуту сорваться с места под рев сирен.
В тот день, с которого начинается наш рассказ, красные машины были в отъезде. Возможно, в каком-нибудь деревянном доме оставили без присмотра топящуюся печь — к сожалению, еще встречаются подобные вещи. А может быть, в каком-нибудь высотном здании забыли на столе включенный утюг — как это ни печально, но бывает и такое. Во всяком случае, где-то понадобилась помощь пожарных, теперь же они вернулись и принялись просушивать мокрые шланги.
Для просушки шлангов у пожарников в углу двора имелась специальная башня. Такие башни есть, как правило, во дворах всех пожарных депо, и те, кто думают, что эти башни — смотровые вышки, глубоко заблуждаются. Чтобы вода вытекла из длинных пожарных шлангов, их надо подвесить и лучше всего это делать в высоких башнях.
Пожарники Белоземкин и Черноголовкин только что развесили целую охапку шлангов и собирались сделать то же самое с остальными, как вдруг заметили небольшую собачку, которая лакала воду, набежавшую на цементный пол.
Пожарники уставились на собачку.
— Вроде бы такса, — сказал Черноголовкин, — но и не такса.
— Вроде бы гончая, — сказал Белоземкин, — но и не гончая.
Они оба были правы и не правы. У собачки действительно были короткие кривые лапы и сильный хвост таксы. Но у нее также была вытянутая морда, круглая голова и пятнистая шкура гончей.
— Кто она — это ее личное дело, — сказал Черноголовкин, — а мы давай-ка развесим оставшиеся шланги.
Они закончили почти одновременно — пожарники развешивать шланги, а собачка лакать. И вот тогда-то собачка подняла свою морду к пожарным и залаяла. Залаяла громко и звучно.
— Интересно, чего она хочет? — спросил Белоземкин.
— Она хочет есть, — ответил Черноголовкин и, без долгих разговоров, взял на руки собачку, которая снизу была как такса, а сверху как гончая.
На нижнем этаже пожарного депо находились не только машины. Здесь была и кухня. Именно к кухне и направился Черноголовкин.
Повар в белом халате возился со своими кастрюлями и сковородками. Увидев гостей, он прервал работу.
— Понимаешь, какое дело, — сказал Черноголовкин. — Попить мы уже попили. Но нам не мешало бы и слегка перекусить.
Хотя Черноголовкин говорил «мы» и «нам», повар сразу же понял, что перекусить не мешало бы собачке.
— Она кашу ест? — спросил повар.
— Гав! — ответила собачка.
— Говорит, что ест, — пояснил Черноголовкин.
— А молоко она пьет?
— Гав! — ответила собачка. И Черноголовкин подтвердил:
— Говорит, что пьет.
Повар наскреб со дна кастрюли каши. Затем налил из бутылки молока. И тут у него родился один вопрос.
— Интересно, как ее зовут? — спросил повар.
Черноголовкин почесал собачку за ухом.
— Послушай, песик! Дядя хочет знать, как тебя зовут.
— Гав! — сказала собачка. А Черноголовкин радостно сообщил:
— Говорит, что Нублик.
Больше вопросов у повара не было. Зато имелись вопросы у Белоземкина. Но он не спешил задавать их до тех пор, пока собачку не накормили и не вынесли снова во двор.
— Непонятно, — принялся теперь рассуждать Белоземкин. — Я не сомневаюсь, что какой-то там Черноголовкин понимает язык собак. Но как объяснить то, что в первый раз «гав» означало «хочу каши», затем «хочу молока» и наконец что собачку зовут Нублик? Если она гавкнет в четвертый раз, то что это будет означать?
И тут действительно, словно по заказу, раздался лай.
— Теперь это означает, что с какой стати Белокочкин здесь околачивается, когда ему пора чистить картошку, — объяснил Черноголовкин. И, покинув своего товарища, побежал вместе с собачкой к воротам.
Рядом с большими двустворчатыми воротами, через которые красные машины выезжали на улицу, была небольшая калитка. Черноголовкин распахнул калитку и опустил собачку на тротуар.
Собачка не спеша повернула голову и внимательно посмотрела на пожарного своими круглыми черными глазами.
— Вот так-то, Нублик — сказал Черноголовкин. — Теперь ты сыт и доволен. Ступай-ка домой. Там тебя наверняка заждались. Домой, Нублик! Домой!
Сказав это, Черноголовкин хотел закрыть калитку. Но едва скрипнули петли, как собачка, прошмыгнув между ног пожарника, помчалась назад на знакомый двор.
