Маруся - [7]
– С добрым утречком, тащ лейтенант! – поприветствовал меня, проходя мимо, Сашка Мирохин, наш спец по танкам.
– С добрым, – с утренней хрипотцой ответил я. – Как орудие, готово к бою?
– А как же! – улыбнулся Сашка. – Ждёт не дождётся! Пусть только покажутся!
– Ну-ну! Не расслабляйтесь там!
– Есть не расслабляться, тащ лейтенант!
Я налил в кружку воды из фляги, размочил в ней пару сухарей и позавтракал. Кто его знает, может, потом будет не до того. А воевать на голодный желудок… вредно для здоровья. Я усмехнулся, расправил гимнастерку и отправился навестить минометчиков. Они сидели на бревнышке и курили.
– Что, не спится? – улыбнулся командир расчета, младший сержант Антон Островский.
– После войны отоспимся! – отшутился я, – как обстановка?
– Обстановка что надо, товарищ лейтенант. В деревне тишина, даже собак, кажись, с собой забрали. А денёк будет жаркий, ишь, туман с утра.
– Ну, денёк по-любому будет жаркий, с туманом или без.
– Ваша правда! – подтвердил Антон. – А вот и наш ротный!
– Привет минометчикам! – деловито оглядываясь, сказал подошедший Серов. – Молодцы, устроились что надо!
– А то!
– Мины берегите, брать больше неоткуда.
– Есть мины беречь, – согласился Островский.
– Танки!! – донесся крик из окопа и томное августовское утро закончилось для нас, не успев толком начаться.
* * *
Туман оказался очень некстати. Я смотрел в бинокль во все глаза, но ничего, кроме белой пелены, не видел. Зато отлично слышал – утренний воздух отчетливо сотрясал гул моторов и лязг гусениц. Наконец, в рваных просветах тумана показались серые коробки танков с бело-черными крестами на боках. Между ними свободной цепью шла пехота. Я насчитал четыре танка и около двух взводов автоматчиков. Ну, это для нас семечки.
– Без команды не стрелять, подпустить ближе, – привычно отдал приказ я и положил свой ППШ на бруствер.
Но немцы открыли огонь первыми. Видно, заметили нашу «фортификацию». Полыхнул огнем ствол крайнего танка, затем почти синхронно выстрелили остальные. Я пригнулся. Землю сотряхнули мощные толчки, в воздух взлетели горы земли, накрыли крупным градом холодных комьев. Недолет.
– Огонь! – закричал я, и окоп взорвался вспышками и лязганьем затворов. Одновременно под башней одного из танков расцвел столб огня, после чего он как-бы споткнулся на ровном месте и остановился, окутавшись черным дымом.
– Урааа! – азартно пронеслось над окопом.
«С почином, Сашка!» – подумал я и начал усеивать поле короткими автоматными очередями. С флангов, со стороны Гонгадзе и Ковальчука, методично работали пулеметы. Фашисты залегли, давая возможность сделать всю чёрную работу танкам. Теперь в бой вступили минометы, то тут, то там вспахивая землю, заставляя фрицев пятиться назад.
Вот метким выстрелом перебило гусеницу еще одному танку, моментально закружившемуся «в вальсе». Оставшиеся два остановились, затем начали пятиться назад, не переставая стрелять. Взрывы ложились совсем рядом, осыпали землей и осколками, но большого вреда не приносили. «Спасибо Серову за окоп!» – подумал я.
Из подбитых танков выскочили танкисты, присоединились к отступающей пехоте. Примерно треть атакующих остались лежать на поле боя, который занял от силы двадцать минут.
* * *
– Якубович, наши потери? – я оглянулся по сторонам. Вроде все целы.
– Пока без потерь, товарищ лейтенант! – лицо сержанта было перепачкано грязью, как у шахтера, неделю не вылазившего из забоя. – Пара легких царапин.
– Это хорошо. Ну, сейчас они утюжить начнут. Надо пока по-быстрому трофеи оформить, берите только оружие и боеприпасы.
– Так точно! Зараз зробим! – Якубович махнул рукой бойцам и первый вылез из окопа.
Я напряженно всматривался в бинокль. Видно было, как танки развернулись и уползли за холмик метрах в пятистах от нашей позиции. Сколько их там? И какие у них резервы? Интересно, начался ли уже бой на станции? На эти вопросы ответа я пока не знал. Но зато не сомневался в том, что будет дальше. Немцы отступили, встретив сопротивление. Сейчас они передадут координаты нашей высоты своим артиллеристам-дальнобойщикам, и те начнут нас «утюжить». После этого будет новая волна атаки. Чем дальше, тем будет становиться жарче. А день только начался, ярко-алый солнечный диск вставал за нашими спинами.
Вернулся довольный Якубович с бойцами, увешанными автоматами и сумками с запасными магазинами к ним. Времени еще хватило, чтобы раздать припасы и покурить. А затем началось светопреставление. Во время арт-обстрела самое надежное – лежать на дне окопа. От воя, свиста, ударной волны моментально закладывает уши. Земля ходит под тобой ходуном, тебя медленно, но верно закапывает летящая сверху земля, и кровь гулко ударяет в виски под железной каской, пульсирует, отсчитывая удары сердца и прошедшие секунды. Обстрелы длятся считанные минуты, а кажется порой, что проходят часы.
* * *
Артобстрел закончился так же внезапно, как и начался. Тишина, наступившая в этот момент, была гулкой и звенящей. Я слышал сам себя – громкие удары сердца, шорох крови, несущейся по артериям, шелест воздуха в легких. С трудом сбросив с себя гору земли, я поднялся на ноги и огляделся по сторонам. В первый момент даже не разобрался, где проходит линия окопа – наша высота была перепахана с тщательностью, достойной лучшего применения. Сплошное месиво из грязи, железных обломков, деревянных щепок. И из-под этого месива вставали бойцы, отряхивали штаны и гимнастерки, улыбались друг другу несмелой улыбкой – живы!
Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.
Жизнь подростков отличается: кто-то дружит со своими родителями, кто-то воюет, у кого-то их и вовсе нет, кто-то общительный, кто-то тихоня. Это период, когда человек уже не ребенок, но и не взрослый, период сотворения личности, и у каждого этот переход происходит по-разному: мягко или болезненно. Фахри – подросток с проблемами: в семье, школе, окружении. Но у него есть то, что присуще не всем его – понимание того, что нужно что-то менять, так больше продолжаться не может. Он идет на отчаянный шаг – попросить помощи у взрослого, и не просто у взрослого, а у школьного психолога.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Дример — устройство, позволяющее видеть осознанные сны, объединившее в себе функционал VR-гаджетов и компьютерных сетей. В условиях энергетического кризиса, корпоратократии и гуманистического регресса, миллиарды людей откажутся от традиционных снов в пользу утопической дримреальности… Но виртуальные оазисы заполонят чудища, боди-хоррор и прочая неконтролируемая скверна, сводящая юзеров с ума. Маркус, Виктор и Алекс оказываются вовлечены в череду загадочных событий, связанных с т. н. аномалией — психокинетическим багом дримреальности.
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.