Маруся - [10]
– Контузило тебя, кажись! Так-то вроде цел!
Я сделал попытку подняться, но оказалось не просто удержать равновесие. Я зашатался, и Сеньке пришлось меня обнять за плечи.
– Доложи обстановку! – каким-то незнакомым низким голосом протянул я.
– Картина маслом, товарищ лейтенант, – больше половины взвода перебито, контуженных и раненых много. Авиационная бомба это вам не граната. Кажись, Макеевка будет наш последний рубеж.
– Не последний, – машинально поправил я. – Крайний. Что немцы?
– Слышно, как моторы у них за той сопкой гудят, кажись, сейчас обратно на нас пойдут.
– Где Якубович?
– Ранен Якубович. Унесли его уже, вместе с остальными, до нашей казачки. Почти все хаты разбомбило – а ее стоит, целёхонька! Как заговоренная!
– Что у Ковальчука? Гонгадзе?
– Ковальчука смело просто, прямое попадание, нет больше второго взвода. Гонгадзе жив, принял командование ротой.
– Что с ротным?
– Серов ранен, без сознания. Доставлен до Ирины.
– Приготовиться к бою!.. – тихо сказал я, локтями опираясь на бруствер. – А Мирохин жив?
– Сашка-то? Жив, что ему сделается! Вон, ружье свое протирает!
– Тогда повоюем еще…
– Так конечно повоюем, само собой, – подтвердил Сенька. – Кто ж, если не мы.
* * *
Против нас на сей раз шли всего два танка. И минимум батальон пехоты. Шли внаглую, в полный рост. Видно, не ждали, что хоть кто-то выжил после налета. В принципе, они не сильно ошибались. Из нашего взвода в окопе оставалось человек семь, остальные убиты или ранены. Правого фланга больше не было. На левом фланге оставался еще Гонгадзе, но не думаю, что у него было бойцов больше, чем у меня. Хорошо бы он сохранил пулемет. И словно услышав меня, с левого фланга донеслось знакомое «та-та-та-та». Молодец, Гонгадзе. Теперь у нас у всех есть шанс.
– Огонь, – тихо скомандовал я, и начал рассыпать короткие очереди направо и налево. Цепь фрицев залегла. В это время Мирохин метким выстрелом перешиб гусеницу правому танку, лишив фрицев принципиального преимущества. Я улыбнулся, не обращая внимания на боль и туман в голове, достал гранату, положил рядом. Чувствую, скоро пригодится. Фашисты опять поднялись, и снова пулемет заставил их лечь. Уцелевший танк остановился и начал разворачивать башню в сторону позиций Гонгадзе.
– По пулемету метит, сволочь! – пробормотал я.
Как быть? Граната? Слишком далеко. Ползти к нему? Боюсь, сейчас не смогу: хоть бы на своих двоих устоять. Я оглянулся – справа от меня кто-то выскочил из окопа, сделал несколько широких прыжков и рухнул на землю. Сенька! Неужели убит? Нет, пополз, да лихо как пополз! Успеет, не успеет? Танк пальнул огнем, вздыбив землю на левом фланге. Попал? Словно в ответ весело застучал наш пулемет, не давая фашистам поднять головы. Давай, Сенька, давай! Уже близко! Танк сделал второй выстрел, и пулемет замолчал. Почти одновременно с этим поднялся в полный рост Сенька, размахнулся, швырнул связку гранат – и неловко упал на спину, опрокинутый автоматной очередью. Все, танков больше нет – последний окутался дымом и загорелся.
– В атаку! – негромко крикнул я и полез через бруствер.
– Товарищ лейтенант! – окрикнул меня кто-то, кажется, Одинцов, – куда? Убьёт!
– Вперёд! – крикнул я уже громче, и тут словно что-то переключилось внутри, стихла боль и мышцы налились силой. – За мной!!
– Ура! – Закричал кто-то за моей спиной.
– Урааа! – понеслось над тем, что совсем недавно еще было окопом.
Немногочисленные уцелевшие бойцы выбирались из него, и поливая поле огнем из автоматов, бежали вперед. Не могли не бежать – сил держать оборону в окопе просто уже не было. И тут, словно благословение, снова застрочил пулемет у Гонгадзе.
– Урраааа! – звенел воздух, наполненный гарью, дымом, порохом и свинцом. Мы неслись на запад, по своей земле, навстречу клонившемуся к горизонту солнцу. И фашисты дрогнули – побежали назад.
* * *
– Что ж ты себя не жалеешь-то так, а? – вырвал меня из небытия мягкий женский голос.
Сначала мне показалось, что рядом со мной Катя. Но видение, к сожалению, исчезло. Я лежал на полу на расстеленной шинели, а казачка Ирина, присев рядом, мокрым бинтом смачивала мне виски и лоб.
– Что случилось?
– Да все уже случилось. Прогнали вы фашиста, и темнеет уже.
– Кто здесь еще?
– Все здесь. Раненые в хате, здоровые – курят во дворе.
– Позовите кого-нибудь, – попросил я.
Она вздохнула:
– Командир, сразу видно. Ладно, сейчас позову.
Она вышла, и вскоре в дверном проеме показался младший сержант Островский из минометного расчета.
– Товарищ лейтенант! Пришли в себя!
– Островский… Рад, что ты живой.
– Живой, а как же! Миномета, правда, нету, но сам целехонек!
– Доложи, что со взводом, – попросил я.
– Скорее с ротой, товарищ лейтенант. Гонгадзе убит, принимайте командование. Личный состав включая раненых, которые могут сами идти, двенадцать человек. Трое тяжелых. Зато матчасти никакой – все разбили подчистую, кроме личного оружия. Только противотанковое ружье осталось у Мирохина, ничто его не берет.
– А меня вы к каким зачислили? К легким или тяжелым?
– Вас не считал, вы само собой, – улыбнулся Островский.
– Значит, нас осталось шестнадцать человек. Не так уж и мало.
Большинство людей, достигнув возраста критического осмысления реальности, смотрят на окружающий их мир и пытаются разобраться: зачем им дана эта жизнь? Кто её дал? Как её необходимо прожить, чтобы потом «не было мучительно больно за неправильно прожитые годы»? Абсолютное большинство людей всю жизнь учатся, трудятся, часто – мучительно, преодолевают массу различных проблем, а жизнь – «чем дальше – тем труднее…». А заканчивается всё известно чем – болезнями и «проводами в последний путь»… Они задают сами себе вопросы: «Где же Бог – если Он есть? Зачем на нашу голову приходится столько мучений и можно ли их избежать?»Этот материал призван помочь дать ответ на многие вопросы, которые возникают в жизни людей.
Книга возникла в процессе 60-летней трудовой деятельности и 55-летних выступлений в СМИ. Работа проводилась на фоне безразличия и безответственности кабинетчиков всех рангов науки «диссертабельных диссертаций».
Неопределенность в жизни, безответная любовь и нескладывающиеся отношения с ровесниками. Такая ситуация в жизни случается почти с каждым подростком, в которую и попал Александр Климов – типичный хороший мальчик, который был белой вороной среди сверстников. В одну ночь вся его жизнь перевернулась с ног на голову, возродив в нем древние силы. Он не может это скрывать из-за необъяснимых фактов, случившихся в эту же ночь: Сашу подозревают в убийстве четверых мальчишек. За ним начинают охотиться полиция и клан Воды Ордена Света – сообщества таких же, как и он, которые скрываются тысячелетиями.
Это история о ребенке, который лишился родителей и попал в детский дом, из которого его взяла к себе домой молодая семья. Они воспитывали мальчика долгие годы, заботясь о нем и воспитывая как своего родного ребенка, и, казалось бы, эта история имеет счастливый конец, но у данного рассказа есть и обратная сторона медали, окутанная мраком и тайнами…
В книге затронуты вечные темы – противостояние добра и зла, человек и война, связь поколений. Время действия – гражданская и Первая Мировая, Вторая Мировая войны. На первой сражался отец, на второй – отец и сын, которые имеют неразрывную духовную связь. И хоть перманентность войны угнетает, эта духовная связь между людьми, не дающая временам прерваться, не позволяющая ушедшим сгинуть без следа, сообщает радость. Радость и заслуженную благодарность, отзывающуюся в сердцах тех, кто живет сейчас. В романе переплетены реальность и вымысел, философия и обыденные размышления.
Это маленький рассказ про игроков на Ифельсар, без особых пояснений кто и что делал. Просто захотелось написать про тех, чью работу главный герой не знает досконально. Не вычитано.