Мартин Андерсен-Нексе - [7]

— А не лучше ли покончить с империализмом? — иронически спрашивает Нексе.

— «Бессерист бессер» — так мы говорим. Но не будем заноситься. Империализм… социализм… А если сочетать оба «изма»? Получится чудо-дитя: социал-империализм.

— Это высоко, Майер! — вскричал потрясенный Боргбьорг. — Для нас, жалких провинциалов, даже слишком высоко.

— Но чудо-дитя, — продолжает Майер, — должно быть плодом взаимной любви: ему необходим жар с обеих сторон.

— Вряд ли оно получит этот жар со стороны рабочих, — сухо замечает Нексе, — независимо от того, будет уголь или нет.

— Боже, как вы отстали! Наше движение топчется на месте, ему нужны новые цели, новые идеалы, мы должны встряхнуть рабочих, и война приходит нам на помощь… Дания — маленькая страна, и все у вас маленькое, мы, немцы, даем вам масштаб и выход в мир. Так протяните же и нам братскую руку помощи!

— Я понимаю ход ваших рассуждений… — начинает Нексе.

Майер не дает ему договорить.

— Великолепно! Боргбьорг займется политической стороной сделки. А вы, мой дорогой Нексе, выступите в рабочей прессе. У вас смелое и острое перо. Но иногда вас слишком заносит влево. Впрочем, сейчас это нам на руку. Именно оттуда мы ждем ожесточенного сопротивления. Итак…

Майер встает. Боргбьорг стряхивает в рот последние камни пива.

— Вы меня не дослушали, — спокойно говорит Нексе и сопя встает. — Для меня ваши проекты — смесь военных спекуляций, империализма и партийного предательства.

Майер наклоняется к Нексе, его маленькие глазки сощуриваются. Но нельзя сказать, что он обескуражен, для этого он слишком верит в низкие стороны человечьей сути.

— Вы можете говорить что угодно. Социал-демократию отличает безграничное терпение. В этом наша сила. Но помогите получить рабочих.

Нексе молчит, ошеломленный этой наглостью.

— Господин Нексе, вы должны быть на стороне прогресса. Поверьте, вы не прогадаете. — Майер делает красноречивый торгашеский жест. — И после победы мы вспомним, кто был с нами и кто против нас.

Нексе взбешен, он уже не владеет собой.

— Вот Бог, а вот порог! — говорит он, дрожа от ярости.

— Ты что… выгоняешь нас? — потрясен Боргбьорг.

— Не будем горячиться, — с поразительным хладнокровием говорит Майер. — Подумайте обо всем хорошенько, дорогой Нексе, ставка слишком высока.

— Вон! — только и сказал Нексе.

Майер подхватил Боргбьорга и увлек за собой. В комнату вошла встревоженная Маргрете.

— До чего дошло! — с горечью и презрением говорит Нексе. — Бонзы хотели купить меня, чтобы я вел военную пропаганду в пользу юнкеров.

— Что же все это значит, Мартин? — с болью говорит Маргрете. — В моей семье молились на первых рабочих лидеров. И куда они пришли?

— К предательству. Когда-то я сетовал, что мы ходим по кругу, но вот мы двинулись вперед — прямо в объятия капиталистов. Очевидно, такова неизбежная судьба реформизма.

— Но ты хорошо вмазал им, — мстительно говорит Маргрете.

— Это чепуха! Но я вмажу, да и не раз, через прессу… Я иду работать. Спать буду в кабинете.

— Опять? — говорит она с упреком. — Ты же обещал мне…

— Не сердись, дорогая, так надо.

— Неужели твоя «Дитте» не может подождать, пока ты окрепнешь?

— «Дитте» может, не могут рабочие, которых хотят гнусно надуть. «Сколько стоит мешок кокса?» — хорошее название для статьи?..

…Раннее утро. Нексе сидит в своем кабинете, исписывая последние листы бумаги. От кофейной чашки на столе пятно.

Внезапно он поднимает голову. Снаружи слышны шаги. Почтальон принес газету. Нексе выходит, берет еще сыроватый номер «Социал-демократен», благодарит почтальона и закрывает за ним дверь. Через весь газетный лист — огромная шапка: «БОЛЬШЕВИКИ ВЗЯЛИ ВЛАСТЬ В РОССИИ».

На миг он прикрывает глаза. Потом смотрит в окно на розовеющий зунд. На востоке поднимается солнце.

— Грета!.. — кричит он во всю силу легких. — Грета!..

Прибегает жена, он сует ей газету.

— Начался новый отсчет времени…

Спросонья она не может охватить случившегося.

— Ты видишь?.. Боль-ше-ви-ки, то есть большинство, а большинство — это простой народ, Грета! Впервые простой народ будет сам себе хозяином. Всю Европу продует свежий ветер!..

Хмурый ноябрьский день 1918 года. Нексе идет по улице Копенгагена. В витринах магазинов объявление: «ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЗАБАСТОВКОЙ». На стенах расклеены воззвания: «СВОБОДУ НАШИМ АРЕСТОВАННЫМ ТОВАРИЩАМ!» Те же надписи — на стенах домов, заборах, тротуарах. На плакатах — руки, вцепившиеся в тюремную решетку.

На площади Грёнторвет, где собралось около пятидесяти тысяч человек, на трибуне, украшенной красным флагом, Тёгер Тёгерсен из социалистической рабочей партии произносит речь. Доносятся его последние слова:

— Когда они слышат наш мощный клич: свободу нашим арестованным товарищам, солидарность с борющимися рабочими России и Германии, они дрожат от страха. Но пусть они увидят и наши сжатые кулаки. И если они не отдадут нам власть добром, мы возьмем ее силой! — Последние слова покрываются мощными аплодисментами…

Нексе входит в подъезд здания, где находится «Социал-демократен», и взгляд его падает на строки Окьера, выведенные золотом над лестницей: «Если ты будешь защитой бедняков, если ты будешь плетью для богатых, ты не получишь орденов и звезд, зато тебе вознесут хвалу трепетные сердца».