Мартин Андерсен-Нексе - [2]

Шрифт
Интервал

— Не Дания, нет! — Нексе улыбнулся, но чувствовалось, что удар попал в цель. — А датские майеры. Они не раз изгоняли меня, но всякий раз я возвращался назад…

— Как бы то ни было — вы изгнанник. И над нами мое небо, Нексе. — Майер воздел выцветшие очи горе. И, чувствуя, что «достал противника», по выражению фехтовальщиков, потащился прочь, накалывая острой палкой окурки, мятые сигаретные пачки и прочий сор.

Нексе глянул ему вслед, и память, острая, жгучая память, творила в нем свою работу…


…Большие, сильные рабочие руки разворачивают газету. Мы видим дату: 17 мая 1917 года — и снимок на первой полосе: солдат с перекошенным ртом ломит — штык наперевес — сквозь шрапнельные разрывы.

Сидящий на скамейке поездного вагона Андерсен-Нексе — ему под пятьдесят, но выглядит он куда моложе своих лет, несмотря на некоторую тучность и седые волосы, — переворачивает газетный лист. Огромная шапка перекрывает третью полосу: «МЫ МЕРЗНЕМ! ДАЙТЕ НАМ УГОЛЬ!»

Сидящие через проход наискосок девочки-гимназистки взволнованно шушукаются, пожирая глазами знаменитого писателя. Наконец одна из них решается. Она достает из ранца толстую книгу, подходит к Нексе и, мучительно покраснев, делает книксен.

— Что тебе, девочка? — Нексе сложил газету и сунул в карман пальто.

Та молча подает ему книгу: «Пелле-завоеватель».

— Автограф?.. Как тебя зовут?

— Дитте… — чуть слышно отозвалась девочка.

— Надо же!.. Это имя моей новой героини. — Нексе достал вечное перо и начал писать посвящение. — «Милой Дитте…» — Перо замерло. — Тебе очень нравится мой роман?

— Н-нет, — смущенно, но честно призналась девочка.

— Почему? — опешил Нексе.

— Скучно.

— Вот те раз! — Нексе искренне удивлен, но ничуть не расстроен, для этого он слишком уверен в себе. — Зачем же ты носишь с собой мою книгу?

— Папа велит. Он говорит… — девочка замялась, потом вспомнила, — это евангелие бедняков.

— Вот видишь! — обрадовался Нексе. — У тебя умный отец, Дитте, очень умный. Чем он занимается?

— Сапожник.

— И я был сапожником! — совсем развеселился Нексе. — Среди сапожников много башковитых людей. Сидячая жизнь приучает к размышлению. Передай ему мой привет. — И он быстро пишет на титуле: «…самой правдивой девочке на свете».

Поезд замедляет ход. Нексе встает и смотрит в окно. Типично зеландский пейзаж: плоская равнина в квадратах возделанных полей, луга, покрытые светлой весенней травой, дома под черепицей, купы берез, сосен…


…Нексе выходит из вагона на станции маленького городка Эсперьерде. Его узнают. Он ловит на себе любопытные взгляды. Слышит перешептывания. Все это ему привычно и… приятно. Он охотно отвечает на поклоны знакомых, полузнакомых и вовсе не знакомых людей. Хотя и светит солнце, но день холодный, ветреный, колючий, люди прячут простуженные носы в шерстяные шарфы.

Нексе переходит путь и оказывается возле будочки путевого обходчика. Рельсы еще гудят, а на полотно уже выскочили ребятишки обходчика, у каждого через плечо на лямке матерчатая сумка. Ребята принялись собирать меж шпал выпавший из тендера уголь.

Пожилой изможденный обходчик подымает шлагбаум на переезде.

— Добрый день, — говорит Нексе. — Я захватил для вас газету.

Обходчик закрепил веревку, подошел к Нексе, взял номер «Социал-демократен».

— Спасибо, но мы уже не ходим в уборную. Нечем. — Отчаяние во всем разуверившегося человека перешло в цинизм.

Нексе все еще поглядывает на ребятишек, собирающих уголь, и обходчик считает нужным пояснить:

— Что поделаешь, мы мерзнем по ночам, а уголь нам не по карману… кокс тоже.

— Погода устанавливается, будет тепло.

— Дай-то Бог! Ребята не вылезают из простуды… Отчего такое: Дания не воюет, а развал полный? Угля нет, жрать нечего… Скоро мы все передохнем.

— Ну, не все, кое-кому война выгодна.

— Да, мы пухнем с голоду, а спекулянты и промышленники наживаются. Послушайте, Нексе, почему молчит ваш Пелле, почему не вступится за нас?

Нексе вздохнул, лицо его омрачилось.

— Разве вы не видите, что происходит с лидерами социал-демократии? Они рвутся к пирогу власти, а на трудящихся им наплевать.

— Не хотелось этому верить, — грустно сказал обходчик. — Знаете, Нексе, я с молодых лет связался с рабочим движением. Участвовал во всех стачках, пикетах, демонстрациях и в результате скатился на самое дно. А наши лидеры, которым я свято верил, да что там верил, душу за них готов был отдать, пробрались в верха. Живут в особняках, носят фрак и приняты при дворе. А я все уговариваю себя, что это тактика…

— Какая там, к черту, тактика! Скоро они будут зубами и когтями отстаивать то, против чего боролись. Отстаивать от рабочих.

— Не хотел бы я дожить до этих времен, — проворчал обходчик и, заслышав далекий паровозный гудок, пошел к шлагбауму.

И Нексе двинулся дальше. На пороге домика стояла беременная жена обходчика, скрестив руки на необъятной груди. Целая стайка маленьких, похожих на воробьев ребят копошилась вокруг нее.

— Чудесно, когда столько малышей! — с улыбкой сказал Нексе.

— От этих чудес и очуметь можно, — хмуро отозвалась женщина.

— Да, конечно, с такой несметью нелегко справиться… Сколько их у вас?

— Я уж и считать перестала.


Еще от автора Юрий Маркович Нагибин
Зимний дуб

Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.


Моя золотая теща

В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.


Дневник

В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.


Старая черепаха

Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.


Терпение

Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…


Чистые пруды

Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».


Рекомендуем почитать
Сполох и майдан

Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей».


Француз

В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.


Механический ученик

Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.