Марсик - [4]

Cтратег не стратег, но до меня уже доподлинно дошло, что жизни мне теперь здесь не будет - с молоком ли или без, но эти ребята из-под холодильника со мной рассчитаются, причем немедленно, как только мои огромные, сильные и добрые Игорь с Олей уйдут утром не работу. И то если до утра я сподоблюсь спать в их спальне, а не на кухне. К счастью, с Игорем у меня действительно установился определенный контакт, и он, заглянув мне вечером в глаза, уложил меня спать не на моей подстилке на кухне, а с собой, вопреки протестам жены. Я же решил проявить такт и устроился в ногах, не давая о себе знать.

Снилась мне моя семья, наш город среди белых гор и висящих в воздухе вертикальных вечно цветущих садов. Я и родившиеся от меня дети и внуки жили по законам своего бесполого и свободного общества, где о древних войнах и разбоях можно было узнать только включив разные фантазии. Я как раз и занимался созиданием подобных сюжетов. Именно поэтому, боюсь, Всевышний и послал меня после катастрофы не куда-нибудь, а вот в такие котята...

***

В моем поле зрения появилось, между тем, новое человеческое существо. Девочка не родилась из каких-то щелей, а просто приехала от бабушки. Она была совсем маленькой, хотя уже исправно бегала и лопотала безумолку.

От меня она тут же пришла в восторг и стала без конца меня довольно больно тискать и таскать с собой. Но при этом разговаривала со мной так нежно и таким замечательным слабым голоском, что я тут же простил ей и ее обычный для аборигенов отвратительный вид, и бесцеремонность, и назойливое ко мне внимание. Кроме того, с появлением этой крошечной Лизы меня уже не оставляли одного дома. Ольга то ли ушла в отпуск, то ли уволилась, но была все время с нами. Не считая коротких часов, когда они с дочкой гуляли, а я тут же привычно, пользуясь возникшей ко второму месяцу моей жизни в кошачьем облике силой, вскакивал на подоконник и оттуда наблюдал, как крысиное семейство - двое взрослых и трое крысят - хозяйничали на кухне. Я уже различал детенышей и боялся только того подростка, которому я все-таки выцарапал тогда глаз. Он вечно вертелся под моим подоконником и даже как-то, болезненно склонив голову набок и не сводя с меня горящего местью глаза, пытался вскарабкаться ко мне по портьере, но я стал трясти ткань лапой. Он сорвался, глухо шлепнулся на спину и запищал своим жутким скрипучим голосом. Его отец, который, по-видимому, уже сожалел, что не прикончил меня при первой встрече, тотчас встал на задние лапы, потом повис на своих когтях на портьере. Но тут я так зашипел и так стал теребить занавеску, что и он соскочил, поносился серой тенью по кухне с невероятной скоростью, попискивая басом и подпрыгивая прямо подо мной.

Но тут хлопнула входная дверь, раздался счастливый смех Лизы, и дружественное мне семейство спугнуло моих врагов. Когда девочка промчалась прямо к моему подоконнику, последний хвост исчезал под холодильником. А я тотчас оказался прижатым к холодному с открытого воздуха тельцу девочки, ощущая, как неистово бьется под курточкой ее сердце. "О, как я по тебе заскучилась, Марсик, - щебетала она. - Мама, я больше без него гулять не пойду! Что он тут смотрит на мир только в окно?"

Хозяева ушли в свою комнату, закрыв за собой дверь, а я вернулся на подоконник и действительно стал смотреть на мир сквозь стекло. И тут произошло нечто удивительное. Прямо напротив меня, на карнизе того же окна присело незнакомое серое существо меньше меня ростом. Оно не видело меня со света в тень и спокойно чистило о карниз трердый острый нос, настороженно косясь на свое отражение в стекле.

Включив свою информационную сеть и настроив ее на энциклопедию в соседней комнате, я понял, что, во-первых это птица, а, во-вторых, что это воробей. Я постоянно просвещал себя таким образом, что уже стало привычным, но поразил меня не вид впервые увиденной мною здешней птицы, еще более непохожей на наших, чем люди, а то, что мне остро захотелось ее убить. Внутри меня все дрожало, я даже издавал, помимо моей воли, клокочущий вибрирующий звук, приседая на подоконнике и яростно водя хвостом, словно собираясь вцепиться в птицу сквозь стекло. Воробей не видел и не слышал меня, чирикая на все четыре стороны с совершенно счастливым видом. Я так увлекся этой иммитацией охоты, так был удивлен моей одержимостью зверского убийства живого существа и жаждой его крови в моей пасти, что не сразу услышал шорох сзади и заметил шевеление портьеры. Зато, услышав, я с похвальной быстротой повернулся к привычной опасности и замер в позе верблюда, подняв отопыренную когтями лапу.

Это был один из крысят, самый маленький, самка, причем не серая, а золотисто-белая. Она висела, раскачиваясь на портьере, больше боясь упасть, чем моих беспощадных когтей. На меня же она смотрела не просто с детским любопытсвом, что я бы сразу понял, а с какой-то болью и требовательностью.

Я включил все местные информационные поля, заглядвал ей в глаза, но никак не мог понять, что это все значит, пока до меня не дошло, что все эти знания мне тут не помогут, что это... самое дорогое для меня существо из прошлой жизни, погибшее одновременно со мной в той же катастрофе. И я, теперь котенок, и она, теперь крысенок, пытались перейти на прежний язык мыслей. Тщетно. Все было надежно заблокировано... Сама догадка была кем-то торопливо и жестко стерта. Через мгновение я уже не понимал, что меня так страшно взволновало несколько секунд назад. В свою очередь, в ее глазах появился страх уже не только высоты, но и смертельного биологического врага. Она жалобно пискнула и беспомощно полетела вниз. Там, где я бы запросто перевернулся в воздухе на четыре пружинящие мягкие лапы, маленькая крыса летела прямо на спину, но внизу розовыми лапами вверх лежала, лихорадочно извиваясь, чтобы угадать направление полета своего детеныша, мама-крыса. Она поймала свою любопытную девочку в сильные ласковые объятья, злобно оскалилась в мою сторону и стала пятится к холодильнику, куда шмыгнула обезумевшая от потрясений дочь.