Маршрут Эдуарда Райнера - [12]

— Берись! — скомандовал Райнер. — Вот так, давай!

Они вытащили утопленника на гальку и стояли вокруг. Диму опять потянуло на рвоту, он согнулся, но его не вырвало.

— Привыкай, — сказал Райнер. — Что будем делать? — спросил он Егора.

Егор мрачно курил.

— Вы нашли, вы и делайте, — ответил он.

— Придешь в Чупу — заявишь. Или ближе. Далеко до Сон-острова?

— Километров пятнадцать… Чего я буду заявлять? Сами и заявляйте. — Егор сплюнул рядом с телом, вытер рот.

— Кто это? — спросил Дима.

— Сами и заявляйте, — повторил Егор.

Райнер пожал плечами.

— Здесь заявлять некому. Расплатимся с тобой и пойдем дальше. Сами.

— Хоть закрыть его чем-нибудь, — сказал Дима с тихим отвращением. — Чайки вон…

Чайки все чаще кружились над ними, кричали противно, садились недалеко на воду.

— Расплатитесь… — зло сказал Егор. — Да за это я четвертной не возьму!

— Десять! — твердо поправил Райнер. — Выгружай вещи. Можем помочь его в катер погрузить. Или потом будешь сам.

Егор долго и бессмысленно матерился, пока они выгружали байдарку и рюкзаки с продуктами. Море волновалось тише, но еще широко и накатисто, жидкий свет с востока туманно вспыхивал по ряби, быстро и низко шли серые тучи. Егор долго ковырялся в моторе, наконец завел, не прощаясь тронул, развернулся, ушел в сторону Чупы.

— Что же… с этим?

— Накроем камнями.

В кучу камней сверху Райнер стоймя приладил бревно, на широком затесе написал шариковой ручкой: «Это тело найдено 10 августа 1975. Сообщили в Чупу через Чумакова Е. П. Райнер, Кузнецов».

К вечеру на байдарке они прошли на северо-восток только километров восемь. Все время приходилось прижиматься к берегу, выжидать затишья. На косе в устье какой-то речушки зажгли костер, стали варить ужин. После ужина Райнер посмотрел на затихшее море, послушал журчанье порога, сказал довольно:

— До Чупы отсюда километров шестьдесят с лишним почти никого, а до Гридина на восток больше ста совсем никого.

— А Соностров?

— Не в счет. Живет один карел, Егор сказал. Хотя один карел — это тоже… Что не ешь?

— Все этот мертвый вспоминается…

— Не нравится? А мне все равно. Привык.

— Где ж это?

— Мало ли где… Хотя бы на спасательной. Помню, сели передохнуть— четверых вытягивали, положили на снег, а сами на них,

— На кого?

— На трупы. Промерзли за зиму, как дерево.

— Где же это?

— На Семенов-Баши. Четверо, связка, угодили в цирк, до весны лежали.

— Кто же это?

— Пижоны! Сорваться с двойки. Надо уметь. Но бывает.

— В каком году это было? — Дима отвернулся.

Райнер стал соображать.

— Не твоего ли брата я вытаскивал? Да, Кузнецов, правильно.

— Моего.

— Правильно. Зря они стали спускаться к Домбаю не по гребню, а спрямляли по снежнику. Пижонство. Связались вчетвером, один всех и сдернул. Спрямили!

— Нам написали, что все это случайно так у них… Просто не повезло.

— Нет. Сами виноваты.

Диме не хотелось говорить. Райнер втащил в палатку спальный мешок и стал устраиваться.

— А курить тебе придется бросить, — сказал он из палатки. — Не перевариваю этого в своей палатке.

Диме захотелось ответить, что дальше он никуда не пойдет вместе. Он сам себе удивился: ведь Райнер взял его с собой на Север, а вчера ночью, возможно, спас.

— Брошу, — сказал он глухо. — Уже бросил.

И он выбросил начатую пачку в костер. Но Райнер не слышал — он засыпал мгновенно.

5

Когда Дима проснулся, Райнера рядом не было и до слюны прошибало запахом жареной рыбы. Он высунулся. Было солнечное ясное утро. Тихо плескалось море. Рдели уголья погасшего костра. У костра на камнях стоял противень с жареной рыбой. Он вылез, потянулся. По пустынному серому берегу бродила белая чайка, голубели горбы дальнего мыса, покачивались сосны на крутом обрыве за палаткой. И все журчала, перекатывалась откуда-то сверху и мелко рябилась прозрачная вода в речке. Там на валуне сидел Райнер и смотрел на море. Стало сразу скучно.

Райнер оглянулся, махнул рукой.

— Ешь рыбу, хариус! — крикнул он.

Дима заметил спиннинг, прислоненный к камню, рядом спала Вега.

Он ел хариуса и запивал теплым кофе. Он хотел оставить Райнеру, но тот сказал:

— Я уже…

И голос Райнера и движения стали медленнее, добродушнее. Он расстелил карту, позвал Диму.

— Утром влез на сопку, посмотрел. Нам повезло: кажется, это и есть та система. Переволок до первого озера — через эту гору. — Он показал на сосны. — Километра не будет, но в гору. Собирайся, и пойдем.

До полудня они перетаскивали вещи на берег озера. Озеро лежало в скальной котловине, поросшей сосняком, его простор уходил в далекое гористое сужение. На берегу гнили останки древней избы. Кто ее поставил, кто здесь жил?

— Я думаю, это выселки. Староверы, — сказал Райнер.

— Почему?

— Название: Поповское озеро. Потом изба: не карельская, поморская.

Дима долго разглядывал сгнившие до трухи огромные сосновые кряжи нижнего венца. Тишина наполняла чашу озера, чуть звенела в солнечной хвое сосен. Не хотелось вставать с травы.

— Загружаемся, — сказал Райнер и потащил рюкзак к байдарке. — Ты — на руле.

Легко, без всплесков входили в воду весла. Медленно шли назад скальные обрывы, щели в граните, корявые одинокие сосны на островах. Одна сосна, спаленная молнией, вся мертвая, обугленная, кроме боковой зеленой ветви, стояла как страж этой серебристой тишины. На плесе плеснула большая рыба, медленные круги шли все шире, дальше, колебали розоватые отражения скал. Они гребли до семи вечера и в конце озера привернули в заливчик с остатками низкого сруба — промысловой избушки. Крыши на ней не было, а внутри на глянцевитых прокопченных бревнах вырезано до белой древесины, глубоко: «Малютин Г. В., 1923».