Маршал Говоров - [48]

— Что это он у вас такой пугливый?

Щеглов отчеканил серьезным тоном, хотя глаза его посмеивались:

— Он вас, товарищ командующий, боится, с нами он смирный.

Говоров принял шутку-намек.

— Что я, зверь что ли... Не особенно умные люди всегда чего-нибудь боятся... Вы-то не боитесь, как я наблюдаю.

Когда в Ленинграде, избавленном от осадного огня немецко-фашистской артиллерии, бурно развернулись восстановительные работы, Леонид Александрович, как командующий фронтом, стремился помочь советским и партийным органам всем, чем мог, хотя его войска уходили все дальше к югу, а вместе с ними перемещался и командный пункт Говорова.

Однажды, будучи в городе, Говоров приехал по своей инициативе на одно из совещаний архитекторов. Собравшиеся несколько смутились, когда он спросил, не нужна ли им какая-либо конкретная помощь от него... На совещании шла речь не столько о материально-строительных проблемах восстановления разрушенных зданий, сколько о перспективах разработки нового генерального плана развития и реконструкции Ленинграда после войны. Главный архитектор города Николай Варфаломеевич Баранов ответил, конечно, благодарностью от имени всех. Он сказал Леониду Александровичу, что командование и войска, особенно артиллеристы и летчики, борясь с осадной артиллерией врага, и так сделали неизмеримо много для спасения архитектурных ценностей города. А сейчас они, архитекторы, думают уже о новом будущем Ленинграда. Мирном будущем.

Говоров помолчал, задумавшись, а потом вдруг сказал:

— Да, конечно, будущее. И глазами архитектора. Но не думаю, товарищ Баранов, чтобы вы забыли при этом о прошлом. Тоже глазами архитектора. Не знаю, как вам, а мне не раз за эти годы приходила мысль, что кроме военных усилий армии и населения сама архитектура Ленинграда — я имею в виду самый широкий смысл этого слова — во многом способствовала успеху борьбы за него в условиях осады. Как вы думаете?

Такого оборота разговора с командующим фронтом Николай Варфоломеевич Баранов, как он впоследствии вспоминал, не ожидал, ибо до того дня представлял себе Говорова как строгого военачальника в узком понимании этого слова. А оказалось, что главный архитектор города и командующий фронтом сразу нашли общий язык. Баранов давно и глубоко изучал по старинным архивным материалам историю строительства Петербурга во всех аспектах: и как чисто военного детища Петра, и как блистательной столицы, где все элементы композиции так изумительно сочетали военную устремленность, военное могущество и строгую красоту. Строгую, но филигранную красоту эпохи.

А Говоров, изучая с первых дней приезда весной 1942 года Ленинград, как опорный центр театра военных действий, как крепость и арсенал со многими дальними и ближними фортами, бастионами, с могучей Невой от Шлиссельбурга до Финского залива, гранитом кварталов, зданий, с броневой сталью заводов и кораблей, не раз поражался широте исторического замысла и воплощению этого замысла в архитектурном искусстве великих мастеров. Говоров тоже хотел заглянуть вперед, в архитектурное будущее города, который имел такое огромное влияние на всю его жизнь — и в далеком прошлом и в настоящем.

РАЗГРОМ МАННЕРГЕЙМА

Еще в ходе войны, а затем и после ее окончания Ленинградский фронт получил от некоторых военачальников своеобразную марку — «артиллерийский» фронт. Основанием была длительная упорная борьба под Ленинградом с осадной артиллерией противника, неоднократные силовые прорывы долговременных укрепленных позиций в лоб, где огромное массирование артиллерии играло первостепенную роль. В операциях войск на сжатом блокадой театре не было глубоких ударов танковыми армиями и корпусами с окружением вражеских группировок. Да и лично Леонид Александрович Говоров отмечался в первую очередь как превосходный знаток природы и тактики артиллерии.

Но кроме отличной организованности и скрупулезности при подготовке силовых прорывов наступательные операции, которыми руководил Говоров, характерны еще и сложными перебросками ударных группировок на новые направления.

Скрытное сосредоточение на Карельском перешейке ударной группировки в 10—12 дивизий и 3 тысяч орудий — трудная задача! Тем более что всю эту армаду надо выводить с нарвского участка. Маннергейм, конечно, пристально следит за тем, что там происходит.

И зоной перегруппировки опять становится Финский залив. Наступают белые ночи. Как скрыть от разведки противника движение потока войск и техники через весь Ленинград?

Однако будущее показало, что подготовка операции прошла «красиво», как выразился М. М. Попов. Он предложил Леониду Александровичу крупный маскировочный маневр: демонстрировать подготовку первоначального удара на Нарву, по немцам. Сосредоточить там переправочные средства, повысить авиационную и артиллерийскую активность. Ведь все равно придется через некоторое время прорываться через Нарву. Но пока — демонстрировать так, чтобы даже свои войска не знали истинного замысла.

План генерала Попова выполнялся четко. И его эффективность подтвердили через некоторое время пленные финские солдаты. Маннергейм перед самым прорывом на Карельском перешейке разрешил отпустить с фронта до десяти процентов солдат в отпуск на сельскохозяйственные работы. А в это время дивизии стрелковых корпусов Симоняка, Алферова, Тихонова перебрасывались ночами из Ораниенбаума на кораблях Краснознаменного Балтийского флота через Финский залив на Лисий Нос и растворялись в лесах Карельского перешейка. 97-й стрелковый корпус был переброшен по яшлезной дороге. Артиллерийский корпус Н. Н. Жданова искусно обходил Ленинград и тоже исчезал в лесах.