Маршал Блюхер - [9]

Дед покосился на внука, сказал с сожалением:

— Придется первое время на полу спать. А потом мы с тобой, Вася, смастерим какой‑нибудь топчанчик. Ну, а с батей я опосля потолкую, когда он немножко остынет. С ним особая статья…

— Его аршином не шарахнешь, — подхватил Петрович. — Вот и определилась твоя дорожка. Хватит на побегушках время транжирить. Через год–другой мастеровым будешь. Только не робей…

— Постараюсь, — тихо сказал Вася. — Спасибо. За все…

— Благодарностью не отделаешься. Придется это дело спрыснуть. А пока спокойной ночи, ярославец. Пойду в свою берлогу.

— Может, у нас переночуешь? Куда потащишься?..

— Жена будет беспокоиться. Завтра вечерком зайду…

Проводив гостя, дедушка устроил на полу постель, распорядился:

— Ну вот, располагайся, вояка. Смотри, подниму в пять часов. Да, чуть главное не позабыл. Ты, наверное, есть хочешь? Проголодался в бегах‑то.

— Сыт. Ничего мне не надо, — торопливо ответил Вася, быстро разделся и уткнулся в тощую пахнущую машинным маслом и потом постель…

II. РАБОЧАЯ ЗАКАЛКА

1

Завод носил длинное наименование: «Акционерное общество франко–русских заводов (бывший Д. Ф. Берда)», но звали его кратко — Франко–русский. Правление общества находилось в Париже, на улице Виктории, 82, а в Петербурге — на Пряжке, 17, где все дела вел главный уполномоченный горный инженер действительный статский советник Фридрих Леопольдович Радлов. Стремясь быть вполне русским патриотом, он рекомендовал служащим конторы называть его Федором Львовичем. В Петербургском обществе заводчиков и фабрикантов Фридриха Леопольдовича Радлова чтили как весьма образованного, прекрасно знающего свое дело и умеющего навести должный порядок и дисциплину. В январские дни 1905 года Радлов сломил забастовку, прибегнув к самой крайней мере воздействия — закрыл завод и рассчитал всех рабочих. Вновь принимали на Франко–русский после тщательной проверки благонадежности, и многие активные участники забастовки остались за воротами.

В этот затянувшийся до апреля набор попал на незавидную должность подростка Василий Блюхер. Помог устроиться старый друг деда — квалифицированный слесарь Алексей Петрович Киселев. После получки он пригласил мастера сборочной мастерской Галкина в трактир, и там, за рюмкой водки, решилась Васькина судьба.

Первое время завод казался угрюмым, страшным. Шипение, лязг, завывание сливались в непрерывный ошеломляющий гул. Прикрепленный к конторе сбороч–ной мастерской Вася Блюхер выполнял несложные команды: «Принеси» и «Отнеси». Кроме мастеров Галкина и Кузьмина на него старательно распространяли свою власть и неприязнь счетоводы братья Введенские и отметчики Корнилов и Савелов. И так же, как у купца Клочкова, все торопили и грозили, высмеивали и придумывали обидные прозвища и клички. Тот же мальчик на побегушках, только круг хождения замкнут забором и люди совсем, совсем другие.

И, бродя по заводу, Вася с восхищением любовался мастеровыми, которые создают сложные судовые машины и механизмы, паровые котлы и различные станки, отливают изделия из чугуна, стали и бронзы, прокатывают медные, мельхиоровые и латунные листы, изготовляют разносортные трубы и проволоку. Любовался и завидовал. Хотелось поскорее пристроиться подручным к знающему хорошее ремесло мастеровому и научиться работать самостоятельно. Иметь свой номер, свое место, свою расчетную книжку. И получать не 30 копеек в день, а в шесть–семь раз больше. Ведь есть и такие чародеи, которые стоят у станка или верстака третий десяток, и все знают, и все могут. И на работу они ходят в праздничных костюмах, и не только товарищи, но и сами мастера зовут их по имени и отчеству. Только таких тузов совсем немного, куда больше чернорабочих да подсобных, получающих 60— 70 копеек в день. А день длинный — двенадцать часов. Да еще штрафы постоянно удерживают.

В мастерских завода Вася Блюхер был свидетелем многих несчастных случаев. Замечал, что пострадавшие рабочие неохотно идут в заводскую лечебницу, стремятся попасть в казенную Максимилиановскую больницу. И было непонятно, почему они так делают. Все объяснил один случай. Вася сидел в конторке и смотрел, как быстро и ловко счетовод Введенский гоняет на счетах рубли и копейки. Вбежал мастер Галкин, сердито приказал:

— Васька, лети в сборку. Там Иван Волков колено зашиб. Помоги ему доковылять до нашей больницы. Да поживей, поживей. А то устроили там… цирковое представление.

Волков сидел на полу и тихо стонал. Штанина на правой ноге была располосована и залита кровью. Ря–дом с ним стояли слесари и, должно быть, подбадривали, успокаивали товарища.

Вася наклонился над Волковым, робко попросил:

— Вставайте, ради бога, Николай Андреевич, велели вам идти в лечебницу. Я помогу.

Волков поднял голову, с трудом произнес:

— К Нелюдиму… Не пойду…

— Ступай, Митрич, ступай, — посоветовал староста мастерской Алексей Никаноров. — Дохтур ёдом зальет. Как бы оно хуже не было. Ногу можно потерять, — и подал руку.

Волков поднялся и, опираясь на плечо Васи, поковылял к выходу. Ладонь была широкая, тяжелая, гнула к земле.

В приемном покое Волков сразу же опустился на топчан, прикрытый окровавленной простыней.