Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев - [24]

Когда мы пришли на рынок, там находились многие, стояли в шеренгах более 400 человек – мужчин, женщин и детей, но этот процесс еще не начался. Позже привезли больных на санках, и так они собрали всех ильянских евреев. Многие из них были одеты в талиты и тфилины[56] и хотели умереть со словами “Шма, Исраэль”[57] на губах. И те полицейские, которые были из местных и хорошо знали всех евреев, отдавали команды, объясняя: “Евреи, это ваши последние минуты”. Позже они избивали каждого палками до крови и требовали деньги и золото. Они действовали психологически, приговаривая каждому еврею, что если он отдаст, то его оставят в живых.

Как только евреи услышали, что есть возможность остаться в живых, они хотели откупиться от своей страшной смерти. Каждый из нас знал, что все прятали свои вещи, и сказали, чтобы их вели домой и они могли бы передать все это. Немцы поверили евреям и приказали провести к нашим домам. Там все отдали, что у кого было. Но позже многих евреев снова вернули на рынок и уничтожили[58].

Из воспоминаний Файвла Соломянского (Израиль)

Илия. Борьба за жизнь

Я родился в 1909 году в Илии и жил там, пока ее не уничтожили, и передаю мое описание, чтобы оставить навечно случившееся разрушение и уничтожение для будущих поколений. Навечно останутся отмечены на моем сердце ужасные и кровавые события, которые уничтожили тысячи еврейских общин и среди них – мое местечко Илия, которое было вычеркнуто под небом Б-га нацистами кровожадными и теми всеми, кто им помогал.

Ночь 16 марта 1942 года. Это дата, когда была проведена первая резня. Меня разбудил топот маршировавших солдатских сапог, воинские команды и распоряжения, а также плач детей и женщин. И я понял, что наступил конец всем нам. Я решил спрятаться: может, мне удастся убежать?

Я вышел из дома. Все было покрыто снегом, падавшим несколько дней. Быстро сделал ямку в снегу. Так я пролежал тихо, и снег укрыл меня, и я ждал, какова будет моя судьба. Много раз я чувствовал, как немцы и их помощники ступали по мне, а также оставшиеся в живых. Они не окончили свою кровавую норму.

Я не знаю, сколько я так пролежал, но я сердцем просил, чтобы они меня не нашли. Потом я понял, что я пролежал в снегу 24 часа.

Медленно освободился я от снега. Тело мое замерзло, руки мои закоченели, и я с трудом шевелил ими, будто свинцом налитыми. Я был голоден, и хотелось чего-нибудь теплого. Хотелось услышать голос знакомого.

Напуганный и смертельно усталый, я вошел в знакомый дом, но в страхе перед немцами передо мной закрыли дверь, и я остался на дворе. Ноги мои вели к другому дому, стучал в дверь, со страхом, что и здесь не откроют и я останусь на дворе. Но дверь скоро открылась и меня впустили в дом, накормили и дали ночлег.

Когда организовали гетто, то я как специалист по мельничным механизмам получил разрешение – специальное – ходить на работу. Несмотря на это, я различных мучений и страданий не избежал. И путь из гетто до мельницы, где я работал, был как один шаг между жизнью и смертью. Между мной и моей смертью.

Однажды вечером, вернувшись с мельницы, меня задержали немецкие жандармы. Я шел не останавливаясь, и они открыли огонь. Я испугался и побежал, перепрыгнул колючий заборчик и вошел в сарай, затем в другой и спрятался в сене и пролежал несколько часов.

Так мы жили в гетто обособленно, не имея связи, общения с окружающим миром. Среди нас был ребе из местечка, Авром-Эле Ремез со своей женой.

Условия жизни были невыносимыми. Всего не хватало. Еды не было. Люди были смертельно голодны. Каждую ночь я приносил с собой немного еды, сколько я мог.

Так проходили дни и ночи, пока однажды мы не почуяли особенное и необычное движение и суету возле немецкого штаба, размещавшегося в школе возле гетто. Мы чувствовали, как они окружают гетто, но, когда пришел приказ выходить на работу, я пошел, как обычно, но чувствовал, что все не так, как всегда. И так оно и случилось.

Ночью, когда я пришел с работы, гетто было окружено военными и полицией. Они выгоняли людей из домов и собирали вместе, и я понял, что готовится акция.

Вместе с Шименом Фейгельманом, Фейглом Сендером, Раше Гутманом с двумя детьми и другими мы спрятались в подвале. В щель мы видели, как ведут людей в их последний путь. На площади всех убивали. Мы слышали крики женщин и детей. Также и команды убийц к расстрелу: “Огонь!” Долго еще слышна была стрельба. Потом все стихло.

Мы лежали тихо, на сердце – тяжесть ужасная. Ночью светила луна, в ее свете мы в щели видели гестаповский патруль. Они приближались к дому. Я решил и сказал товарищам: “Нельзя оставаться здесь, они нас обнаружат, а утром мы уже не сможем бежать”. Мы собрали все деньги, что были у нас, и ползком выбрались через заднюю дверь. Прошли немного, и тут нас заметили немцы.

Мы бежали через проволочные ограждения, чтобы добежать до реки. Немцы бежали за нами и стреляли. Я прибежал к реке первым, прыгнул в воду, поплыл из последних сил и переплыл реку. Я оглянулся и увидел, что за мной переплыл и Фейгельман. Остальные еще не прибыли, и мы не знали их судьбу. Было ясно, что времени нет у нас ждать остальных товарищей по укрытию, и мы побежали к лесу.