Марш Смерти Русского охранного корпуса - [118]
Отступив от Крушчиче, III батальон закрепился в селах Горни Ровно (11-я рота), Доньи Ровно (10-я и штаб батальона) и Ковачица (9-я как резерв), где в ночь на 23 февраля подвергся новой атаке. Снежные завалы крайне затрудняли маневрирование: противники были вынуждены пользоваться узкими, обледенелыми дорожками, протоптанными в снегу. Из-за морозов смазка итальянских пулеметов загустевала, и те начинало заедать. По словам санитара Михаила Федоровского, усталость людей привела к тому, что отступление превратилось в паническое бегство, в ходе которого батальон потерял убитыми, ранеными и пропавшими около половины состава. Зинкевичу с трудом удалось восстановить порядок и организовать оборону на новом рубеже у Баре. Атаку осуществили 1-й и 3-й батальоны VII бригады, к 21.00 сбившие русских с позиций и продолжавшие преследование до 2.00 ночи[993].
Утром 23 февраля повстанцы открыли сильнейший артиллерийско-минометный огонь на всем фронте 5-го полка (Границе – высота 513 – Язвине). Прикрывавший правый фланг северокавказский батальон[994] отошел, в результате чего лично выехавший на место оберст Рогожин обнаружил, что партизаны беспрепятственно заходят русским в тыл. Положение удалось спасти лишь штыковой атакой учебной команды из 70 человек под командованием лейтенанта Николая Назимова. Последнему она стоила жизни – взрывом офицеру буквально оторвало голову. Впоследствии он был захоронен местными жителями в братской могиле недалеко от католического кладбища, вместе со своим ординарцем унтер-офицером Георгием Протопоповым и еще 27 шуцкоровцами[995].
Под обстрелом VII и VIII партизанских бригад 5-й полк нес тяжелейшие потери. Оказавшееся смертельным ранение получил и оберст-лейтенант Зинкевич. Санитар Федоровский вспоминал, что у него были перебиты обе ноги и он истекал кровью, постоянно в полусознательном состоянии повторяя: «Федоровский, передайте «паку», чтобы он открыл беглый огонь». В трех шагах от него лежал командир 11-й роты обер-лейтенант Тихон Чибирнов: «Меня поразило выражение нечеловеческого страдания на его лице. Он весь был залит кровью и я сравнительно долго не мог обнаружить рваную рану в паху и раздробленную кисть левой руки. Накладывая повязки потуже и тем стараясь приостановить кровотечение, я сдавливал пораненные места.
– Доктор, ведь я еще человек! – несколько неожиданно для меня произнес полковник Чибирнов, не издававший до этого ни одного стона».
Раненых на импровизированных носилках (приставной лестнице и куске плетня) отправили в Бусовачу, где оба офицера к утру скончались. В строю батальона к вечеру оставалось 97 человек[996].
24 февраля натиск партизан не ослабевал. Около полудня под сильным обстрелом начал отступать правофланговый I батальон, из-за чего позиции III у кирпичного завода оказались под пулеметным обстрелом с трех сторон. Но он продолжал держаться до 16.00, когда попал под «дружественный огонь» своей же артиллерии. После этого начался общий отход по всему фронту, грозивший перерасти в полный разгром из-за деморализации солдат. В этой ситуации Рогожин, стоя на перекрестке дорог, лично командовал отступлением, распределяя роты по новым позициям на северных и западных окраинах Бусовачи. За день 5-й полк лишился 15 человек убитыми, 53 ранеными и пяти пропавшими без вести, было уничтожено одно противотанковое орудие[997].
Несмотря на ухудшение морального состояния личного состава, многие солдаты продолжали боевые действия с фанатическим упорством. Так, в тот день ранение получил командир отделения тяжелой роты II батальона унтер-офицер Константин Сафаревич – осколком была перебита кость выше колена. Не желая покидать поле боя, Сафаревич ножом сам ампутировал себе ногу, перетянул артерии и наложил временную повязку. После этого он продолжал выполнять обязанности командира тяжелого пулемета, указывая номерам расчета цели и руководя переменой позиций. После эвакуации, на перевязочном пункте, он подбадривал других раненых и руководил их погрузкой на сани. Впоследствии Константин был отмечен в приказе командующего XXI горного армейского корпуса генерала Эрнста фон Лейзера, награжден Железным крестом II класса и произведен в фельдфебели[998].
Днем ранее, 23 февраля, бои вспыхнули на спокойном до того момента участке запасного батальона, атакованном 2-м и 3-м батальонами VII Краинской бригады. У Одмеки 2-я русская рота, оказавшись в полном окружении и расстреляв все патроны, была вынуждена пробиваться штыками. На следующий день повстанцы попытались обойти батальон с флангов, вынудив его отступить к высотам 527–529 у Бусовачи. Наступавшим удалось захватить несколько повозок обоза[999]. Согласно рапорту 4-й дивизии, захвату Купреса и Царицы в первый день помешал в том числе сильный артиллерийский огонь немцев. Общие потери VII и VIII бригад за 23–24 февраля, по тем же данным, составили семь человек убитыми и 51 раненым[1000].
По воспоминаниям лейтенанта Вадима Диаковского из 1-й роты, атака на соседнюю Одмеку началась после полудня 23 февраля, бой длился до 15.00. К 18.00 было сбито боевое охранение на одной из возвышенностей перед фронтом 1-й роты, но она продолжала удерживать позиции, пока партизаны не стали обтекать их с флангов. К Царице русские оттянулись в районе полуночи. На следующий день взвод Диаковского был послан на разведку в сторону утраченных накануне позиций, но попал под сильный обстрел и отступил, потеряв одного пулеметчика, получившего тяжелое ранение плеча.
