Марш авиаторов - [6]
- Вовочка опять с кастрюлями пришел, - сказал бортмеханик Леха Двигунов, кивнув на стоявшего в одиночестве и ожидавшего, пока Квазимодо откроет дверь, второго пилота Вовочку Свердлова. В руке у Вовочки была огромная хозяйственная сумка.
- Три девки: попробуй прокорми, - сказал кто-то.
- Он и курить бросил из экономии...
- Сколько его помню - вечно с какой-нибудь торбой, - добавил Ильин. - В Риге как-то "на науке" были, еще на ИЛ-14, поехали в город - поболтаться, он, естественно, отвалил по магазинам... Вдруг - встречаем. Идет: в руках сетки, а из них - хвосты рыбьи торчат...
- Да какая разница, что там у кого из сетки торчит? - сказал Пинегин. Это его личная трагедия...
- Нет, но он - в форме... - Ильин, наверное, думал, что его поддержат, но все молчали.
- Я один раз нельму из Нарьян-Дыра привез. Где-то... - Пинегин примерился. - Нет, Гарькин все-таки побольше ее будет. И ничего - даже в метро ехал. И тоже - в эполетах и кокарде.
- Как ты ее тащил-то?
- За хвост, через плечо. Помню только - скользкая была, собака. Падала часто.
- Пьяная...
- Само собой.
Квазимодо наконец открыл дверь и, войдя внутрь коридора, распахнул ее настежь. За ним вошел Вовочка, следом за Вовочкой потянулись остальные.
- Пошли быстрее, - подтолкнул меня Леха, - места позабивают, будешь потом впереди сидеть...
У меня еще оставалось больше половины сигареты, и было жалко ее выбрасывать.
- Ты сегодня не куришь? - спросил я его.
- Я вообще не курю, - категорично ответил Леха.
- Ну и правильно.
Курил он действительно редко. Точнее - в двух случаях: если был в командировке и - после второго стакана. Но уже тогда - со всеми наравне. Только вот своих сигарет у него никогда не было. "Если куплю пачку - никогда не брошу, пока не закончится", - жаловался он и потому не покупал. При выпивке это не было чем-то зазорным: нет - и ради бога, не жалко, но вот в командировке, особенно к ее окончанию, если ты сидишь в какой-нибудь арктической глухомани - это было уже напряженно. Тогда, прежде чем стрельнуть, Леха рассказывал какую-нибудь ужасную историю, с ним приключившуюся, в результате чего ему срочно надо было закурить, иначе - хана... Утром в гостинице он отлавливал одинокого зазевавшегося курильщика и, схватив за руку, чтобы тот не убежал, проникновенным шепотом сообщал ему: "Слушай, пошел сейчас кизяк метнуть: сидел-сидел, сидел-сидел, и ни хре-на... Дай закурить!"
На школьной доске, занимавшей нижнюю половину стены, висел, приколотый кнопками к коричневому линолеуму, большой красочный плакат с изображением элегантного двухмоторного самолетика. Перед доской на возвышении - наподобие кафедры - стояли два сдвинутых вместе стола. За одним из них сидел Квазимодо, повернувшись спиной к залу, и то ли изучал самолетик, то ли проверял - ровно ли висит плакат.
Справа от стола стояла облезлая деревянная трибуна с потемневшим от старости и потрескавшимся лаком, слева - на цветочной подставке с четырьмя длинными растопыренными ножками - бюст Ленина с огромной головой, покрашенной белой глянцевой краской. Краска влажно блестела, отчего казалось, будто вождь в нее только что нырял. На лысине, кокетливо наклонясь, лежала чья-то шапка с кокардой.
- Гляди - аэроплан, - сказал Леха и достал газету с кроссвордом.
- Это еще что?! - увидел Ленина Квазимодо. - Немедленно убрать!
- Дедушку? - спросили из зала.
- Шапку, - буркнул Квазимодо.
- Товарищ командир, а что это там висит такое, с крыльями? - спросил кто-то.
- Сейчас директор придет и все вам объяснит, - ухмыльнулся тот.
Открылась дверь, и в зал вошел наш директор, господин Косинов, по кличке Косинус. Не здороваясь, глядя перед собой, он сразу же поднялся на трибуну. Был он в широченном красном пиджаке и модном - с рядами каких-то падающих бомбочек - галстуке.
- Ну и разожрался, - шепнул сидевший сзади Витюха Комов. - Когда на Ми-2 летал - худющий был, как глист.
Даже до наших рядов доносился запах дорогого одеколона. В зале стало тихо: "представление" начиналось...
- Я, в общем, вернулся из командировки... Вот привез... - Он показал на висевший на доске плакат.
- За плакатом, что ли, в Штаты летал? - опять прошептал Леха.
- Где был-то? - спросил кто-то.
- В Сиэтле был, на "Боинге"... Потом - в Денвере... Но в общем - в Сиэтле...
Он вдруг приосанился, его взгляд стал жестким. Он оглядел зал, уперся руками в трибуну и кашлянул.
Из нутра трибуны что-то выпало, издав громкий металлический звук. Косинус посмотрел вниз, под трибуну, и, еще раз кашлянув, сказал:
- Будем говорить, положение наше, конечно, сложное...
- Баба придет, - шепнул мне Леха.
- С чего ты взял? - так же шепотом спросил я.
- А вилка упала, - ответил Леха.
- Какая вилка?.. - удивился я.
- Здесь вчера Ильин с двумя бухгалтершами киряли. Убрать забыли...
- Объемы работ резко сократились. Это, будем говорить, не наша вина: по всей стране - сокращение авиаперевозок и уменьшение объемов...
- Особенно по нему видно, - шепнул Леха.
- Самолеты простаивают, заказчиков нет. Кроме того, в прошлом году мы потеряли вертолет. По вине пилота...
- Чего на Сашку-то валить? - сказали из зала. Это был штурман Витя Судаков. - Привыкли на мертвых все списывать...
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.