Марокко - красная земля - [16]

Зерно из колосьев вытаптывают животные, мелют его женщины на ручных жерновах. Там, где есть падающая вода, кое-где устроены водяные мельницы.

Прежде у богатых каидов зерно мололи на жерновах черные невольники. Чтобы они не могли убежать, им ломом перебивали кости ног и не давали вновь срастись. Ведь для молотьбы нужны были только руки. Сильные руки.

Шум жерновов так же типичен для марокканской деревни, как жужжание пчел для нашей пасеки.

Скот пасется повсюду, где есть хоть немного травы. Лугов здесь нет, и траву можно найти в бледе, в степи, в оврагах, иногда в "лесу" или между кустов. Животные тощие, мелкие, полудикие; ведь в поисках пастбищ им приходится совершать далекие переходы.

Шерсть с овец снимают ножницами, кое-где серпом. Машинка для стрижки — вещь дорогая и совсем необязательная.

Я видел, как давят из олив масло. Посреди утоптанной площадки — колышек, к нему привязана горизонтальная палка с закрепленным на конце каменным колесом. По кругу ходит припряженный к колесу осел, заставляя его катиться по земле. Вдоль тропки, по которой движется осел, вырыта канавка с ямой в одном месте. Деревянной лопатой оливы подбрасывают под колесо. Когда осел устает, его подбадривают общеизвестным способом — колют острой палкой. Масло по канавке стекает в яму, а вместе с ним и то, что делает под себя осел. Но это не беда — оливковое масло, как более легкое, всплывает наверх. Так выглядит домашняя "давильня" оливкового масла в этой стране.

Тем же, у кого этот процесс вызывает возмущение, позволю себе напомнить, что и у нас шинкованную капусту сельские девчата утрамбовывают в бочках босыми ногами. Предполагается, правда, что перед этим они их тщательно моют.

К подобным же примитивным методам прибегают кузнецы, ткачи, садоводы… Скотоводческие народы, обитавшие на огромных безводных пространствах, вынужденные постоянно перемещаться с места на место или же селиться в горах, где они отрезаны от всего мира, преследуемые голодом, недородом и засухой, когда не только поля не дают урожая, но и гибнет скот, были обречены на патриархальный образ жизни, примитивное землепользование и ремесленное производство.

Изменить облик страны можно было, только превратив марокканского феллаха в современного, образованного и просвещенного крестьянина-агронома.

Процесс этот начался после освобождения Марокко.

Марокко изменяется из года в год, становится огромной экспериментальной площадкой, где можно наблюдать, как от средневекового, почти древнего образа жизни страна переходит к современной агротехнике и агрикультуре, от деревянного плуга к трактору, от колдовства, при помощи которого вызывали дождь, к электрическим насосам и бетонированным ирригационным каналам.

СОКРОВИЩА МАРОККО

Как-то раз во время странствий по Марокко мне случилось в пустыне набрести на виллу, напоминавшую одновременно небольшую резиденцию и крепость (толстые стены никогда не лишние в этой стране). Владельцем ее оказался весьма своеобразный человек.

Из-за стен виллы выглядывали зеленые кроны пальм: внутри был разбит небольшой ботанический сад с плавательным бассейном посредине — вещь редкая и диковинная в бледе. Бассейн под палящим солнцем Африки, в тени пальм, бананов, тамарисков, сикомор и агав — да ведь это просто сказка! Правда, он играл скорее роль декорации.

В этой крепости-вилле жил один человек — инвалид, военный по профессии, геолог по призванию.

Может быть, у него и были слуги, потому что дом и сад содержались в образцовом порядке, но за те несколько часов, что мы были заняты беседой, я не видел ни одной живой души.

Здесь не время и не место для рассказа об этом удивительном и интересном человеке. Симпатию мою он завоевал тем, что так же, как и я, был по-настоящему влюблен в эту страну и, имея возможность вернуться во Францию, предпочел остаться в одиночестве в Марокко, вдали от развлечений и утех цивилизованного мира.

Без развлечений — это, однако, вовсе не означает — без радостей. Радость ему доставляли сокровища, настоящие сокровища, загромождавшие весь его довольно вместительный дом. Сам хозяин занимал всего одну комнату, остальные представляли собой своеобразный музей. Показывая мне свои находки, он, точно лаская, гладил их пальцами. Некоторые вызывали у него восхищение, и почти о каждой он мог рассказать нечто примечательное.

Сокровища эти он и сам собирал в бытность свою офицером Иностранного легиона, и приносили ему другие легионеры, а иногда и туристы. Несмотря на то что он был на службе у оккупантов, ненавистных местному населению, многие из этих предметов были доставлены ему, и зачастую из очень отдаленных местностей, самими марокканцами — берберами, арабами или евреями.

Что же это были за сокровища? Конечно, минералы.

На многочисленных полках, в застекленных коробках, в ящиках, на столах и на полу красовались камни — cailloux [10], как их называл хозяин дома, незначительная толика того, что скрывают богатые недра Марокко.

Я сунул руку в рюкзак и протянул хозяину порядочный аметист, который тащил с самого Высокого Атласа.

Капитан взял меня за руку и, прихрамывая (у него была ампутирована часть ступни), молча подвел к полке, на которой хранились его аметисты. Это были такие камни и их было столько, что я стыдливо поспешил спрятать свой caillou обратно в рюкзак. В Варшаве я еще мог бы удивить им кого-нибудь, но здесь…