Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - [83]

Только через три месяца, в декабре 2007 года, Роуленд ответит, что наследники не согласны с предложением продать картину, так как оно означает, что музей «хочет извлечь выгоду от продажи произведения, похищенного нацистами».

Роуленд предлагает обратиться в Немецкую консультационную комиссию — федеральную организацию, в которую входят искусствоведы, юристы и философы и которая действует как посредник между музеями и наследниками жертв нацизма. И добавляет, что стороны должны снова встретиться в Стокгольме и попытаться договориться. Роуленд подчеркивает, что «время для реституции настало».

Видлунд, однако, продолжает настаивать на решении «50/50». Дело не сдвигается с мертвой точки. В начале февраля Дэвид Роуленд пишет министру культуры Швеции Лене Адельсон Лильерут и сообщает, что переговоры провалились и что «шведское правительство и Музей современного искусства сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать возвращению картины».

Наследники Дойча потеряли терпение, пишет Роуленд. Картину Нольде следует немедленно вернуть. Письмо заканчивается словами: «Швеция должна выполнить свои международные обязательства, в противном случае это пятно навсегда останется на ее репутации».

Копия письма направляется в Комиссию по еврейским материальным искам к Германии (Claims Confe-rence), в Музей современного искусства, в Комиссию по виндикации произведений искусства и в Центральный еврейский совет Швеции. Не получив ответа, Роуленд через несколько недель пишет еще одно письмо министру культуры, в котором требует «государственного расследования» и просит Адельсон Лильерут встретиться с ним в Стокгольме.

Министр культуры Адельсон Лильерут тут же отвечает Роуленду, разъясняя ему позицию министерства: «Дело находится целиком в ведении Музея современного искусства, а следовательно, вне моей компетенции».

Тогда Дэвид Роуленд рассылает в СМИ заявление, в котором говорит, что музей до сих пор не смог договориться с наследниками. Заявление транслируют как шведские, так и иностранные медиа. В газете Svenska Dagbladet Видлунд оправдывается: «Мы не можем просто так отдать картину, потому что она была куплена на деньги налогоплательщиков, к тому же наследники уже получили компенсацию от немецкого государства».

Очевидно, что письмо Роуленда министру культуры и внимание СМИ загнали руководство музея в угол. Чувствуется, что вся эта шумиха чрезвычайно раздражает министерство культуры. В интервью той же Svenska Dagbladet пресс-секретарь министерства Маркус Хартманн говорит: «Мы уже просили музей разобраться с этим вопросом и рассчитываем, что они именно так и поступят». В интервью американскому деловому агентству Bloomberg Хартманн высказывается еще яснее: «Мы велели музею решить этот вопрос. Мы дали им четкие указания».

Ян Видлунд недоволен тем, что Роуленд связался напрямую с министром. Он пишет Роуленду, что Музей современного искусства вовсе не отказывался возвращать картину и не «затягивал переговоры». Не следует обращаться в Комиссию по виндикации в Германии, потому что ситуация в Германии иная и немецкая комиссия «не является нейтральным посредником». Видлунд продолжает настаивать на своем предложении: продать картину и поделить вырученные средства — именно такое решение будет «справедливым и обоснованным». Однако делить, возможно, следует не пополам, а оговорить некоторую «единовременную сумму, которую наследники уплатят музею», пишет он.

Роуленд отвечает, что «стороны слишком по-разному понимают, что такое „справедливое и обоснованное“ решение». 50 % от продажи — «аморальное и неприемлемое предложение: похоже, музей требует выкупа за имущество, принадлежащее семье Дойч». В конце письма Роуленд говорит, что он «не прекратит атаки на музей и шведское правительство — как лично, так и посредством СМИ, — пока картина не будет возвращена владельцам без каких-либо встречных условий».

Видлунд передает все это Ларсу Ниттве и добавляет собственный длинный комментарий о том, что повышенный тон дискуссии свидетельствует о тактике «если нет аргументов — говори громче». Видлунд продолжает настаивать, что для возврата картины нет законных оснований, но, судя по всему, говорит он, правительство все же готово пойти навстречу наследникам. Однако, принимая решение, напоминает адвокат, следует обязательно учитывать все те же аргументы: «добросовестность сделки», сумму, которую музей заплатил за картину, и компенсацию, полученную наследниками. Видлунд добавляет: «Хотелось бы понять, в какой все же степени нацистское мародерство отличается от обычной кражи со взломом».

«Мы уже привели все свои аргументы, и спорить с Роулендом бессмысленно», — говорит он.

В конце марта 2008 года Роуленд, Видлунд и Ниттве встречаются в Нью-Йорке на Международной выставке современного искусства. Но дело так и не сдвигается с места. После встречи Видлунд посылает Роуленду очередное письмо, в котором еще раз повторяет, что музей хочет получить свои 50 % и что «принципы, принятые другими странами, в данном случае неприменимы». В данном случае нужно шведское решение, и неважно, как дела о реституции решаются в других странах.