Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - [81]

После презентации результатов проекта многие заговорили о том, что исследования отношений Швеции и нацистской Германии необходимо продолжать. В статье, опубликованной в разделе «Дебаты» газеты Svenska Dagbladet, тогдашний председатель Народной партии Ларс Лейонборг и его коллега по партии Эрик Улленхаг писали, что «мы так и не разобрались со своим отношением к нацизму — причина же в том, что эта позорная часть истории не сочетается с официальным образом Швеции как Народного дома и апофеоза добра». Улленхаг и Лейонборг говорят о необходимости создания новой комиссии, которая ответит на вопрос, «почему Швеция так часто шла на поводу у нацизма».

Однако никаких новых комиссий образовано не было. И мало кто проводил параллели с тем, что́ в те же самые годы происходило в Музее современного искусства. Странно, что ни одно расследование до сих пор не было посвящено вопросу о том, не оказались ли похищенные нацистами произведения в шведских коллекциях в послевоенный период. Например, если говорить об американских музеях, то сотни работ, предположительно украденных нацистами, оказались там не во время войны, а много позже.

* * *

11 мая 2006 года Музей современного искусства получил ответ, на этот раз лично от Дэвида Роуленда. Адвокат сообщал, что его клиенты не согласны с решением музея оставить картину у себя. Нельзя согласиться, что, покупая картину, музей действовал как «добросовестный приобретатель»: ведь он так и не смог изучить ее провенанс. Если картина не будет возвращена, клиенты обратятся в суд, а также предадут дело огласке (до сих пор все переговоры наследников с музеем шли конфиденциально).

Одновременно Роуленд написал тогдашнему министру юстиции Швеции Тумасу Бустрёму, вкратце пересказал суть конфликта и попросил, чтобы в дело вмешался статс-секретарь министерства. Роуленд, по-видимому, не знал, что в Швеции, в отличие от США, вмешательство государственного чиновника в гражданский судебный процесс считается незаконным самоуправством и превышением полномочий.

Письмо вызвало в музее бурную активность. На заседании 12 мая члены правления решили, что «не имеют полномочий и компетенции самостоятельно принимать решения по этому вопросу», о чем и сообщили в министерство культуры, предоставив последнему решать вопрос о судьбе картины.

В обращении в министерство приводится три причины, по которым музей не может принять решение самостоятельно: 1) дело касается принципов Вашингтонской конференции, принятых международным сообществом; 2) вопрос о собственности затрагивает международное право, а музей в этой области некомпетентен; 3) музей не имеет полномочий самостоятельно отдавать произведения из коллекции.

В то же время авторы обращения уточняют, что в данном случае «нет необходимости применять принципы Вашингтонской конференции», так как нет оснований думать, что «аукционный дом приобрел картину нечестным путем».

Это совершенно безосновательный вывод. Как мы видим, руководство Музея современного искусства с самого начала уделяло больше внимания тому, как картина была приобретена, нежели тому, как она оказалась у продавца. В течение нескольких лет музей упрямо повторяет, как мантру, одно и то же: музей выступил как «добросовестный приобретатель, купив картину у аукционного дома с хорошей репутацией».

Адвокату Музея современного искусства Яну Видлунду поручают разобраться в юридических и исторических обстоятельствах и составить рекомендацию для министерства культуры. Но Видлунд слишком тесно связан с музеем и сам является заинтересованной стороной. Он завершит свою работу только к 2007 году. Тем временем Дэвид Роуленд при посредничестве немецкого партнера бюро раздобыл документы, подтверждающие, что «Цветочный сад» действительно входил в коллекцию Дойча. Правда, в этих документах не говорится, где находилась картина с конца войны до начала 1960-х, когда она вдруг всплыла у Кеттерера. Музей современного искусства связался с Лозанной, но тоже не добился ответа.

Видлунд в первую очередь попытался выяснить, какое законодательство применимо в этом деле: шведское (поскольку картина сейчас находится в Швеции), швейцарское (работа была куплена в Швейцарии) или немецкое (так как ее, возможно, украли в Германии). В феврале 2007 года Видлунд встретился с Роулендом в его офисе на Манхэттене, чтобы «собрать воедино всю информацию». В электронной переписке, предшествовавшей встрече, Роуленд настаивал на том, что следует применить немецкое законодательство: именно оно наделяет жертв нацизма наибольшими правами. «Если бы картина Нольде оказалась в немецком музее, — пишет Роуленд, — ее бы вернули владельцам».

Ян Видлунд напомнил, что в 1962 году наследники получили от немецкого государства денежную компенсацию за картину — 4000 бундесмарок. Роуленд возразил, что эта сумма не покрывает всей стоимости картины, а для Германии это был просто способ избавиться от угрызений совести. Роуленд уточнил, что обычно, когда произведение возвращается наследникам, те возвращают государству полученную ранее компенсацию; Видлунд же считал несправедливым, что деньги в этом случае достанутся немецкому государству, а не Музею современного искусства. Вопрос «о справедливости» останется центральным и в дальнейших переговорах.