Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - [57]

В парижском мире искусства, где все знали всех, было не так-то трудно раздобыть нужные сведения шантажом и взятками. Несколько месяцев спустя нацисты разыскали и коллекцию, спрятанную в Либурне, — приятным бонусом оказались картины, принадлежавшие Браку.

Поль Розенберг, который к тому времени уже лишился французского гражданства, о судьбе коллекции узнал лишь в марте 1941-го, когда сотрудница его парижской галереи мадемуазель Руано прислала ему по почте печальную новость: «Все пропало». В отчаянии Розенберг спросил, может ли он что-то сделать, чтобы спасти коллекцию. Его наивность говорит о том, что для многих еврейских арт-дилеров конфискация имущества была полной неожиданностью.

Нацисты захватили и большую часть коллекции семейства Бернхейм-Жён. Абец и штаб Розенберга обчистили их парижский дом, забрав картины, скульптуры и антиквариат. Вся семья, за исключением одного из сыновей, Клода Бернхейма, уже перебралась в Швейцарию. Клод был схвачен во французских Альпах и отправлен в Аушвиц.

Кроме работ, высланных в Монако, около тридцати ценных картин спрятали в шато де Растиньяк под Бордо (говорят, это здание вдохновило Томаса Джефферсона на перестройку Белого дома в Вашингтоне). Замок принадлежал приятелям Бернхеймов, англо-американской семье Лоувик. Холсты сняли с подрамников, свернули в рулоны, упаковали в коричневую бумагу, сложили в секретный ящик старого сундука и спрятали под крышей замка. Там они благополучно пролежали до тех пор, пока однажды в марте 1944 года в замок не прибыла немецкая полиция безопасности и не арестовала всю семью Лоувик. Замок основательно обчистили — соседи видели, как оттуда выехали пять грузовиков, груженных мебелью, персидскими коврами и постельным бельем, после чего здание подожгли. Неизвестно, удалось ли гестаповцам найти спрятанные картины, среди которых были работы Сезанна, Ренуара, Тулуз-Лотрека и Ван Гога, или же все они погибли в огне.

11 апреля 1941 года нацисты захватили сто тридцать ящиков Давида Давида-Вейля, которые тот спрятал среди работ из Лувра в шато Сурш. За несколько дней Служба охраны культурных ценностей Вольфа-Меттерниха, все еще пытавшаяся противостоять грабежам, предупредила «Национальные музеи» о предстоящей конфискации. Но те не успели ничего предпринять.

Коллекцию нидерландских мастеров, принадлежавшую семье Шлосс, найти было труднее. В награду за сведения о ней нацисты обещали большое вознаграждение. Многие нечистоплотные коллекционеры пытались угрозами и подкупом выяснить, где спрятаны картины, но безуспешно. Одновременно за коллекцией охотился Карл Габершток. Многие подозревали, что Шлоссы спрятали картины где-то на юге страны, в неоккупированной зоне, поэтому в охоте приняло участие и правительство Виши. В вишистской Франции действовали расовые законы немецкого образца, и евреи, полагавшие, что в южной Франции им ничего не грозит, ошибались. Для евреев существовал запрет на многие профессии, проводилась также «ариизация» еврейской собственности. Конфискуя и распродавая еврейское имущество, режим Виши надеялся вывести экономику из кризиса. Деньги, вырученные за коллекцию Шлоссов, должны были пополнить государственный бюджет, но у нацистов были на ее счет другие планы.

В Виши преследованиями евреев занимался Генеральный комиссариат по еврейским вопросам. Эта организация приложила немало усилий, пытаясь разыскать исчезнувшую коллекцию. Например, были допрошены сотрудники нескольких транспортных компаний, которые, по мнению сыщиков, могли перевозить имущество Шлоссов. При содействии парижского арт-дилера Жана-Луиза Лефранка комиссариат выследил и задержал и самих Шлоссов, которые в конце концов признались, что коллекция спрятана в замке Шамбон в неоккупированной зоне.

Замок сразу же оцепили французские жандармы. Все произведения было решено перевезти в Виши для сортировки и продажи. Но не успели жандармы приступить к работе, как возле замка появился какой-то грузовик.

Выскочившие из него люди предъявили полицейские удостоверения, утверждая, что они — французские полицейские, которым приказано забрать все картины. На самом деле это были члены пресловутой банды Бонни — Лафона — уголовников-коллаборационистов, сотрудничавших с гестапо. Когда жандармы, оцепившие замок, все же заподозрили неладное, бандиты взяли их комиссара в заложники, быстро упаковали картины и увезли на ближайшую немецкую военную базу. Это был заговор, организованный парижской конторой Генерального комиссариата по еврейским вопросам, Оперативным штабом Розенберга и двойным агентом Жаном-Луизом Лефранком. Сотрудник штаба Розенберга писал Герману Герингу: «Эти французы, между прочим, предают собственную страну. Предатели должны быть вознаграждены».

В Париже заговорщики поделили коллекцию. Парижская контора Генерального комиссариата, обманув своих коллег в Виши, продала несколько произведений Лувру. Таким образом, эти работы остались во Франции. Штаб Розенберга отобрал себе двести шестьдесят работ, а остаток, в основном современное искусство, достался Лефранку в благодарность за работу.

В годы немецкой оккупации «Национальные музеи» пытались получить доступ к «бесхозным» коллекциям и даже основали комитет, отстаивавший право Франции на конфискованное искусство, правда, не особенно успешно. Иногда им что-то перепадало от штаба Розенберга, но чаще всего по остаточному принципу — то, что самим немцам было не нужно. С другой стороны, сотрудники «Национальных музеев» знали, что играют в опасную игру — они точно так же могли стать жертвой штаба Розенберга. Отчет Куммеля так и не был опубликован, но французы не питали никаких иллюзий относительно дальнейших планов нацистов. Более 2000 экспонатов уже вывезли из парижского Музея армии в качестве репараций, а люфтваффе похитило ценные предметы из Музея авиации. Аппетита нацистов это не утолило. Главное, им не хватало одного шедевра — Гентского алтаря.