Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - [99]

Проступок не менее чем 20 отставших чинов полка остался без всяких последствий для них. Но как неловко чувствовали они себя: будто обманули генерала Маркова, показали себя недостойными его доверия. И это было для них наказанием гораздо большим, нежели выговор, если бы он был. Генерал Марков, помимо всех своих положительных качеств, всегда выявлял себя еще и как глубокий психолог. Он, нарушая уставное «не оставлять проступков и упущений без взыскания», не придерживаясь «устава, яко слепой стены», – только укреплял дисциплину.

Генерал Деникин отчитал полк в совершенно иной обстановке, и это было воспринято как напоминание: побеждающий всегда особенно близок к поражению в момент самой победы.

Поздно вечером, пройдя 15 верст, марковцы пришли в станицу Дядьковскую, расположились по отведенным им квартирам и быстро уснули крепким сном.

4 апреля. Пробуждение всех было бодрое: давно не спали так спокойно и с «комфортом». Казаки охотно и обильно кормили своих постояльцев, но поглядывали на них мрачно: не то с недоверием, не то с какой-то тревогой. Среди добровольцев передавали, что вчера жители станицы встретили армию с колокольным звоном и с иконами, думая увидеть генерала Корнилова, но, узнав, что он убит, как-то поспешно разошлись по домам.

Едва проснувшись, все вели разговоры о минувших переживаниях и о новом положении армии: она вышла из тесного кольца противника, но все же оставалась в окружении. Куда бы она ни пошла, ей придется снова переходить железную дорогу. Но где и на какое время она могла хотя бы основательно отдохнуть? О пополнении рядов теперь трудно было говорить.

На короткие минуты во многие дома, где помещались марковцы, заходил генерал Марков, всегда приносящий с собой бодрость и уверенность в лучшее. Едва он ушел – разговоры о нем, сводившиеся к одному: не дай Бог, если что случится с ним! Посещение рот генералом Марковым начиналось и завершалось громким «ура».

Тяжело и тревожно отзывалась на чинах полка его малочисленность – всего около 300 чел., и это с приданной артиллерийской ротой.

– Это мой последний резерв, – сказал генерал Марков. Эта рота и стала 2-й ротой полка, в которой оставалось лишь 9 человек, а теперь стало 50–60. Ее принял полковник Коротаев.

* * *

Во второй половине дня в частях передавали сначала как слух, потом как факт о решении командования армии оставить в станице наиболее тяжело раненных, количество которых доходило до 200 человек. Это решение вызвало у всех сначала тревогу, не только за судьбу раненых, но в дальнейшем и за судьбу каждого, кто может оказаться раненым. За короткое время это второй случай оставления. Тревога переходила в возмущение, хотя никто в армии еще не знал о судьбе оставленных раненых в Елизаветинской.

«Корнилов этого не сделал бы», – утверждали все и возлагали ответственность на генерала Деникина. Вероятно, генерал Деникин не решился бы оставить раненых, если бы знал, что произошло в Елизаветинской, но оставляя их теперь, он принял все меры, чтобы раненых не постигла жестокая участь: были оставлены все захваченные видные красные деятели, давшие слово защищать раненых; это же слово дали атаман станицы и многие другие. Атаману передавалась значительная сумма денег за уход за ранеными. С ними оставались доктор и сестры милосердия. Была надежда, но весьма слабая. Генерал Деникин решился на такой шаг потому, что его план дальнейшего похода армии рассчитан был на быстроту движения и возможную его длительность, что связывалось для раненых с непосильными мучениями.

В частях армии решили «спасать» своих. И вот к лазарету стали подъезжать пулеметные и обозные подводы, на которые замаскированно грузились раненые, и эти подводы должны были ехать не с лазаретом, а со своей частью. Очень немало таким образом «спас» Офицерский полк. Еще из Елизаветинской он также увез своих раненых.

В станице было оставлено не 200 человек, а 119. Впоследствии оказалось, что только двое из них были убиты, 16 умерли.

* * *

С наступлением ночи не тревожимая противником армия, посаженная на подводы, выступила из станицы.

5-9 апреля. Армия переменным аллюром куда-то ехала. Куда, не знали даже командиры полков. На перекрестках дорог дальнейшее направление указывали конные маяки. В пути были лишь большие и малые привалы. К счастью, погода стояла хорошая.

Дважды армия благополучно пересекла железные дороги: Тихорецкая-Екатеринодар и Тихорецкая-Кавказская. При переходе последней был подбит ехавший поезд, оказавшийся товарным, с которого сгрузили лошадей, перевязочные материалы и другие нужные вещи. Генерал Марков, бывший на переезде с Кубанским стрелковым полком, протелефонировал в обе стороны: «Добровольческая армия благополучно перешла железную дорогу».

Вечером, 9-го, армия приехала в станицу Ильинскую, проделав за четверо суток около 150 верст. Все нуждались в отдыхе; раненые в особенности. Мечты сбылись – объявлена ночевка, а это означает многое: можно умыться, вообще освежиться; избавить от покрова пыли, проникшей сквозь одеяние до тела; можно снять обмундирование, снаряжение, обувь… а раненым – оставить неудобные ложи на подводах, столь мучительные для них.