Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - [98]

– Ваше превосходительство! Это не я, а они. Сегодня день артиллеристов, – и указал на батарею.

В строю на всех лицах засияла улыбка от столь неожиданной оценки, показавшей необычайную скромность генерала Маркова, отказывающегося от своего подвига и приписывающего его другим.

После этой короткой встречи с командующим части тронулись в станицу Дядьковскую. Генерал Деникин со штабом поскакал вперед, а генерал Марков обратно в Медведовскую, куда стягивался Черкесский полк.

Бодро шла колонна. Погода хорошая, дорога легкая. Сон, усталость исчезли. Разговоры о бое, о генерале Маркове, о генерале Деникине.

Не находилось слов для оценки восторга перед генералом Марковым как начальника, командира, имеющего сверхобычное влияние на подчиненных своим возбуждающим словом, заражающим примером на каждом шагу, в каждую минуту. Все безотказно чувствовали, как воля, энергия, смелость, дерзание и пр., включая только что выявленную им скромность оценки своих действий, не только влияли, но и чувствовались, становились желанным содержанием и их натур. Стать марковцем не только по признаку подчиненности, а и по духу становилось невольным и вольным идеалом. Все усиливающаяся и углубляющаяся общность между генералом Марковым и теми, к которым он обращался со словами: «Друзья мои!» – его подчиненным, связывала всех в одну неразрывную семью. Для марковцев их генерал стал как никогда свой, их, и стали говорить о нем – наш Марков, отбросив официальное «генерал».

О минувшем бое говорили как о части исключительного сражения, начало которого было положено еще в колонии Гначбау. Сама подготовка к бою была началом сражения. И в нем первое место уделялось генералу Деникину. Сражение имело задачу вывести армию из окружения, и это было сделано. Говорили тогда – генерал Деникин разработал план, по которому генерал Марков разбил врага, и армия была генералом Деникиным выведена. Это звучало почти так же, как и фраза, говорившаяся раньше: «Генерал Корнилов задумал, а генерал Марков выполнил». «С генералом Деникиным не пропадем», – решили марковцы.

* * *

Дисциплина в армии – это ее душа. «Потеря души» ведет к развалу армии и к проигрышу войны. Революция 1917 г. показала это наглядно. Однако она вскрыла огромный недостаток в понимании и внедрении дисциплины. Устав говорил, «в чем состоит дисциплина», но не объяснял ее сущность, не говорил, что в основе ее лежит идея, требующая подчинения воле «единого вождя». В результате обращалось внимание на внешние, показные стороны, а не на душу, дух, идею.

Рядом с «душой» есть и «сердце». «Потерять сердце», второго по значению качества дисциплины, т. е. потеря уверенности, твердости, настойчивости, ведет к нарушению порядка, внимания и в конечном случае – к отступлению, поражению в бою. «Потерю сердца» легче восстановить, чем «потерю души».

Два случая антидисциплинарных проступков произошли в Офицерском полку: один во время боя на станции Медведовской, другой – после боя. На станции полк привел в порядок генерал Деникин, однако не только не приведший к взысканиям, но и быстро забытый. Другой случай – при выступлении полка из станицы Медведовской.

В объявленный полку 2-часовой отдых часть офицеров позволила себе удалиться от полка и зайти в дома с намерением найти в них сытную еду. Хорошо наевшись, они поддались требованию сна, поручив радушным хозяевам разбудить их, когда полк будет выстраиваться. Но их разбудили поздно: полк уже выступил. Не зная, что в станице еще оставался Черкесский полк, офицеры очень обеспокоились возможностью захвата их красными. Почти бегом они направились по дороге за полком, который виден был далеко впереди. Оказалось – по дороге, нагоняя полк, шла не одна группа в 2–3 человека, а несколько.

Все группы шли, оглядываясь назад, думая о могущем быть преследовании красных. И вот из станицы выехала рысью группа конных. До последнего звена отставшей цепочки было недалеко. Звено приготовилось «к бою». И будь эта конная группа – противник, она не произвела бы на отставших такого сильного впечатления, как теперь, когда они увидели белую папаху на голове едущего впереди.

– Генерал Марков! – вырвалось сразу же у всех.

Трудно высказать тот комплекс переживаний, который охватил трех офицеров последней отставшей группы. Радость, что конные – не противник, в этот комплекс уже не входила. Тут было иное: счастье видеть генерала Маркова, надежда услышать от него две-три фразы, коротких, бодрых, злободневных и как-то ответить на них. Тут было желание выразить ему свою любовь и преданность… Но победило иное: сознание своей вины нарушением порядка. Они знали, как строг генерал Марков и как всегда справедлива его строгость. Офицеры приготовились выслушать его выговор.

Топот коней близок. Офицеры остановились и стали «смирно».

– Здравствуйте, друзья мои! – весело и бодро прокричал им генерал Марков.

– Здравия желаем, Ваше превосходительство! – громко и восторженно ответили офицеры.

Ни слова больше. Генерал Марков скакал дальше, а у офицеров вырвалось немедленно искреннее «ура» – своему начальнику, продолжавшееся столько времени, насколько хватило сил. А там, впереди, уже катилось такое же «ура» других групп. И так докатилось оно до самого полка, подхватившего «ура», едва генерал Марков нагнал его.