Маркиз де Сад - [109]

Однако в отличие от Руссо, у которого человек от природы добр, естественный человек де Сада преступен, но так как преступления свои он совершает на сексуальной почве, значит, законов он не нарушает, ибо секс заложен в природе, порождением которой мы все являемся. А природа равнодушна, ей все равно… ну и так далее, как уже было повторено многократно. Либертен резонерствует, выворачивая основной инстинкт наизнанку, но его резонерство отдаляет его от природы, которая, как известно, не рассуждает, и приближает к человеческому обществу, которое, не являясь обществом либертенов, имеет определенные моральные критерии, нравственные законы, Бога — словом, те принципы, которые позволяют человеку жить, не истребляя ни самого себя, ни своих ближних. Сознавал ли это противоречие де Сад? Наверное, сознавал, однако характер его не позволял в этом признаться — как не позволял извиняться, признавать совершенное им мошенничество, допущенные им несправедливости по отношению к близким ему людям. И он упорно испещрял страницы постулатами своей философии зла. Под его пером свобода сливалась с властью и безнаказанностью, а равенство — с преступностью и унижением. Господа-либертены имели равные права уничтожать друг друга, а унижаемые и истребляемые ими жертвы были настолько одинаковыми, что почитались за вещи и предметы. «Расскажу лишь об одном празднестве, на котором присутствовали более четырехсот предметов обоего пола», — писала Жюльетта о жертвах, истребленных во время одной из оргий в подвале Сикстинской капеллы.

* * *

«Новая Жюстина» и «Жюльетта» принесли де Саду гонорар и вызвали шквал возмущенных откликов. Ретиф де ла Бретон даже написал роман с откровенно полемическим названием «Анти-Жюстина» (1798). Противопоставляя «отвратительным творениям» де Сада свое сочинение, написанное с «сугубо нравственной целью», Ретиф во вступлении писал: «Я желаю дать тем, чей темперамент уже почему-либо подавлен, эротикой достаточно пикантный, побуждающий, например, пользовать уже далеко не прекрасную супругу с охотой почти прежней и надлежащим образом. В первую очередь это касается тех мужчин, которые возбуждали себя книгою беспримерно жестокою и столь же беспримерно опасною, каковой я считаю книгу де Сада «Жюстина, или Несчастья добродетели». Преследует мое произведение и еще одну важную цель: мне очень хотелось бы оградить своим повествованием любимых мною женщин от жестокости мужчин. Моя «Анти-Жюстина» является книгой не менее смачной и не менее захватывающей, чем упомянутая «Жюстина», но при этом полностью лишенной присущей последней зверств, что помешает мужчинам прибегать к ним как к подспорью. Вот почему публикация этого конкурирующего произведения срочно необходима».

Исполненное откровенных описаний оргий, где присутствует и содомия, и кровосмешение, и людоедство, бодрый порнографический коктейль Ретифа в свое время окажется в том же библиотечном «спецхране», где и «опасные» романы де Сада. А на тогдашнем книжном рынке оба романа распространялись в местах, где торговали непристойной литературой, и авторы их рассматривались как сотоварищи-порнографы: философский пласт романов де Сада будет поднят только в двадцатом столетии.

Сведения о том, как жил де Сад последние годы уходящего века, довольно скудны. Известно, что он нуждался, был вынужден расстаться с Констанс, покинул Париж и поселился в Версале. Пока Констанс искала средства к существованию в Париже, де Сад кое-как перебивался работой переписчика, поддерживая не только себя, но и Шарля, сына Констанс, содержать которого он почитал своим долгом. Когда и этой работы не стало, де Сад на какое-то время попал в приют для бездомных.

Несмотря на крайние жизненные трудности, литературные дела гражданина Сада были гораздо менее плачевны. В августе 1799 года парижский «Непритязательный театр» решил поставить пьесу, названную ради привлечения публики «Жюстина, или Несчастья добродетели». Увы, эффект оказался обратным: хотя содержание пьесы не имело ничего общего с романом де Сада, власти запретили ее из-за названия, подтвердив таким образом успех подлинной «Жюстины». А конец года преподнес де Саду настоящий новогодний подарок: в декабре труппа «Драматического товарищества» Версаля поставила его пьесу «Окстьерн, или Несчастья либертинажа» и показала единственный спектакль, где он сыграл роль трактирщика Фабриса. Более того, труппа издала текст драмы, и доход от издания поступил в пользу автора!

В 1800 году де Сад издал сочинение, на титульном листе которого впервые полностью было набрано его имя: «“Преступления любви”, сочинение Д. А. Ф. Сада, автора “Алины и Валькура”». Напомним: на титульном листе «Алины и Валькура» был указан только его инициал: сочинение гражданина С***. В сборник, выпущенный совершенно легально Николя Массе, ставшим издателем гражданина маркиза, вошли новеллы, написанные еще в Венсене и Бастилии. В качестве вступления де Сад предпослал критическую статью под названием «Размышления о романе», в которой, набросав краткую историю жанра и воздав хвалу современным авторам, которых он почитал наиболее выдающимися (мадам де Лафайет, Вольтер, Руссо, Филдинг и Ричардсон), он обрушился на своих критиков и очередной раз отрекся от гнусного романа «Жюстина»: «Повторяю: я всегда буду рисовать преступление адскими красками, ибо хочу показать его во всей его неприглядной наготе, хочу, чтобы оно вызывало отвращение и пробуждало страх; единственным способом для достижения сей цели является, на мой взгляд, живописание преступления со всеми присущими ему ужасами и мерзостями. Горе тем, кто окружает преступление розами! Их совесть не может быть чиста, и я никогда не стану им подражать. Так пусть же, отбросив заблуждения, мне более не приписывают авторство романа «Ж[юстина]»: я никогда не сочинял подобного произведения и, разумеется, никогда не сочиню; только дураки или злодеи могут подозревать или, еще хуже, обвинять меня в его авторстве, несмотря на все мои искренние заявления о том, что они глубоко заблуждаются; отныне презрение станет единственным моим оружием, коим я стану побивать всех своих клеветников».