Маркета Лазарова - [42]

Пани Катержина, безусловно, знает, что почем на этом свете, но дом так приветен! Слышен стук мельничного колеса, и все вокруг припорошено беловатой пылью. Кто бы тут побоялся остаться?

Пани Катержина снимает накидки — одну за другой, и вдруг становятся видны дорогие материи. Конечно, они порваны, но под слоем грязи сияют замечательные краски. Сняла пани Катержина верхнюю и нижнюю накидку, и тут выпала у нее драгоценная брошка. Ударилась оземь и зазвенела.

«Хозяйка, — проговорила Катержина, — подними эту брошку и возьми себе! Я хочу ее тебе подарить, потому что ты добра ко мне и детям!» Крестьянка поднимает драгоценность, вертит ее в руках, и поэтому речь ее сбивчива, а взгляд скользит по стенам и блуждает по полу. Наконец выходит она к своему супругу и принимается рассуждать:

«Не мужичка это, слышь ты, не идет она к своим родным, не простой это человек, как ты думаешь, а?»

Посудили-порядили, как им быть, и под конец пришли к подлому решению.

Злые они были люди или нет? Не знаю. Похоже, однако, что они сами себя перепугали до смерти.

Той же ночью сел мельник на коня, который, право, не привык носить седоков. А где взять седло? Ба, да мужичонка уже держится за недоуздок и сидит прямо на голой шерсти. Около десяти очутился он уже у Турновских ворот и зовет караульщика:

«Караульщик, впусти!» Разумеется, толку от его просьбы мало; не хватало еще всяких оборванцев впускать ночью в город. Пусть выложит у малого входа, зачем пришел, и убирается восвояси.

«Сегодня под вечер, — рассказывает мельник, — пришла ко мне на мельницу какая-то госпожа и назвалась крестьянкой. Да не простолюдинка она! Не сойти мне с этого места, вот-те крест, коли вру. Не вдова это, не идет она к родственникам. Я ее сразу признал! Это безумная, что, позабыв про свой высокий род, бродит по лесам и таскает за собою детишек. А ежели не безумная, то, клянусь честью, это укрыватель, то бишь укрывательница, потому как гостья наша — женщина. Она вся увешана драгоценностями, а в волосах — грязь, и так это чудно, как если б я вдруг нацепил меч и щит из чистого золота».

Доложил мужичок и снова забрался на своего конягу, который помахивал себе хвостом, и поспешил домой вдвое быстрей, чем когда скакал к городу.

Караульный у городских ворот — важный господин по сравнению с мельниками, которые возят в город муку, но не столь уж он важен, чтобы забыть, что болтают люди. На следующий день с утра отправился он к краевому писарю и рассказывает, что слышал ночью. Ах, турновский писарь, он будто вихрь. Маленький, взбалмошный, бегает из угла в угол. В руке — перо, за ухом — другое; стоит ему взять вещь в руки, как она тут же падает наземь. У пояса его — кошель и, разумеется, кинжал, но вы не верьте, что кинжал этот навострен, нет, это орудие закона и спокойствия. Писарь только чинит им перья, не больше.

Как только писарь услышал о происшествии, выскочил он из канцелярии и снова вернулся, открыл окно, крикнул вознице, что стоял на дворе краевого суда, чтоб пошевеливался и мигом запрягал.

«Когда же ты подъедешь, наконец?» — окликнул он его немного погодя, а потом забыл обо всем и принялся строчить дальше.

Ах, скверный писарь, скверная его взбалмошность! Много лет назад некая знатная дама внезапно попала в затруднительное положение, и он уступил ей свою лошадку. Господи боже, какой это был благородный поступок! Наряд, что сейчас на нем, он получил за этот труд и дважды удостоился за тот же свой поступок всяческих похвал, а сверх того получил денежное вознаграждение. Разумеется, писарь желал, чтобы пани Катержина оказалась по крайней мере этой бродячей княжной.

Ну, дай бог ему доброго здоровья! Он уже едет в солидной громыхающей повозке в Песчаную Льготу.

Да что тут пространно рассказывать — длинные истории ничего не стоят.

Писарь хотел уговорить пани Катержину ехать с ним, но она ответила ему столь решительно, что он подивился.

Закралось, в его сердце сомнение насчет знатности этой побродяжки, и он раскричался, как кричат только писаря. Ничего не попишешь, возвратился он в город один. И тут взяла его злость, и направился писарь к городскому голове и рассказал подробно обо всем, но прежде изложил свои взгляды на это дело и свой новый замысел.

Так вот и случилось, что за пани Катержиной были посланы бирючи; схватили они ее на лесной дороге, ибо после ухода писаря пани тут же покинула предательскую мельницу. Вот и сидит она теперь в заточении, а городские богатеи и бедняки из уст в уста передают ее имя. Бедная пани, бедные детки!

Время бежит быстро, не успеешь оглянуться, а деревья уже в цвету, и птицы возвращаются домой. Минули три недели; приближается день, которого мы поджидаем. Козликовы сыновья сходятся, как уговорились. Идут с женами, с детьми, челядинами. С челядинами? Действовали они так же, как Миколаш, однако числом отребье, которое они насбирали, право, невелико. Но несут с собой люди множество топориков и мечей. Топориков, ибо так приказал Миколаш. Ждут целый день. Миколаш осматривает, ладно ли подкованы кони, подтянуты ли подпруги, уздечки, снова и снова проверяет, хорошо ли наточены мечи. Каждый меч по отдельности он испытывает сам, все берет в руки, и то, что негоже да изношено, летит к черту.