Марк, выходи! - [55]

– А Жирик где? – спросил я и огляделся. Жирика мне было жалко еще больше, чем себя.

– Домой пошел. Вон он, – Диман рукой показал, как Жирик топал домой. Он был уже далеко от нас.

– Жирик! – крикнул я. Тот не обернулся.

– Жирик! – крикнул Санек, но Жирик опять не повел ухом.

– Ну и хрен с ним, – сказал Диман. – Сегодня поноет, что не взяли, а завтра опять будет как нормальный такой Жирик.

Нет, Диман был не прав. Я хотел было побежать за Жириком, но меня позвали домой. Время ужина. И ведь жрать хотелось очень сильно. Я посмотрел, как Жирик зашел в свой подъезд, потом я пожал пацанам руки и побежал домой. После ужина зайду за Жириком и поговорю, если настроение будет.

Сразу после ужина, состоящего из жареной картошки и котлет, меня отправили в магазин. У отца было очень странное лицо, когда он давал мне деньги и говорил, что мне нужно купить. Думал, наверное, что теперь я эти деньги обязательно украду, потрачу, а дома скажу, что их у меня старшие пацаны отобрали. Какие взрослые иногда глупые! Сейчас-то мне деньги красть на фиг не надо. Все равно меня уже сегодня посадили на жопу и заставили всякую фигню про друга говорить. И никаких денег не надо.

Магазин «Юбилейный» скоро закрывался, но я успел встать в очередь на кассу. Купить мне надо было печенья, колбасу и булку. Очередь была большая: человек десять. Я был в ее конце, а у самой кассы стояли Вера и Колян Бажовы. Они меня не заметили. Колян передал деньги кассирше, взял Веру за руку, и они вышли на улицу. Вера успела переодеться. Если днем она играла с нами в своих бриджах и майке, то сейчас на ней были синее платье и шляпа на голове. Зачем по пять раз в день девчонки переодеваются, я не знал.

На выходе из «Юбилейного» стоял Дрон. Я приготовился, что сейчас он у меня будет что-то клянчить: денег ему дать или сигарет купить, – но Дрон ничего мне не сказал, а только кивнул. Странно. Дрон даже не выдал своего любимого «кам он» из английского языка.

Я отошел подальше и оглянулся. Интересно же, зачем Дрон болтается возле «Юбилейного». Не просто так стоит. Я увидел, как из магазина вышла очень маленькая женщина с парой больших сумок, что-то сказала Дрону и передала ему сумки. Наверное, это его мама. Я никогда не думал, что у такого обдолбанного перца, как Дрон, тоже есть мама. Да еще такая маленькая.

Дома я поел еще раз и снова вышел гулять. Вечером после восьми гулять особенно здорово. Не так жарко, не потеешь, и ветер очень приятно тебя обдувает. Кузнечики и саранча уже спят, и никто не прыгает прямо в рожу. Вот только комары все никак «не кончаются», хотя уже и август почти наступил: то и дело приходится хлопать себя по рукам и ногам.

Пацанов во дворе не было. За Жириком заходить я не стал: тот весь сейчас расстроенный и в соплях. Утешать его мне не хотелось. Кто бы меня поутешал?! А вообще, прав Арсен. Точно прав. Надо этого Костяна вырубить. Вот прямо так, чтобы калекой остался и больше ни на кого руку поднять не мог или вякнуть чего. И Рому. Да, и Рому тоже. Обязательно Рому.

За Струковыми я тоже не пошел. Рано еще. Санек с Диманом ужинали обычно долго. Это у них что-то вроде традиции семейной – собраться всем за столом и час наворачивать. У меня дома все быстрее. Мама раскладывала нам с отцом еду на тарелки в полвосьмого и звала есть. Кто когда пришел, тот тогда и поел. Прямо вот такого совместного ужина, как у Струковых, у нас не было. Отцу и мне хотелось есть в разное время.

На футбольном поле было пусто. Можно от нечего делать еще сгонять в Лётку, но туда так поздно никто из пацанов не лазил. Ходили слухи, что в это время там собираются бомжи и «бичи», бухают и ловят мелких пацанов. Все это вранье, ясный пень, но проверять не хотелось. Только представить себе: ночь, Лётка, вышка, как огромный скелет, и бомжи с бородами. Да, обязательно с бородами. С рыжими. Фу! Или гоблины какие-нибудь. Те, про которых Вера говорила. Хоп – и загипнотизируют. И шкуру потом сдерут. Хотя это еще большее вранье, чем про бомжей. Веру хлебом не корми, дай какую-нибудь фигню придумать. Лучше бы читать научилась.

Схожу в Лётку. Ну и ладно, что уже смеркается. Мне еще час можно гулять. До девяти. Может, есть кто из пацанов в Лётке. Может быть, там Арсен на вышке сидит с Верой. Или без Веры. Поболтаем. Ему теперь только в Лётке и гулять. Появится у нас во дворе – опять изобьют. Да, и надо будет отцу рассказать, что я теперь раков ловить умею. А маме – что ни за что в детский лагерь не хочу ехать. А то меня собираются куда-то отправить на следующий год. Слышал я такое.

Я перелез через забор в Лётку. Арсен и Вера были там. Так я и думал. Они, как и днем, сидели на вышке, свесив ноги, и кидали сверху бумажные самолеты. На этот раз сухие спички нашлись: самолеты летели и горели.

– А я вас нашел, – заорал я.

– Мы спички уронили, – крикнула Вера. – Вон, внизу. Подбери и поднимайся. Еще подожжем.

Вокруг вышки росла трава. То ли бурьян, то ли полынь, не знаю, как она называется. Я попинал ногами заросли, нашел спичечный коробок и полез наверх.

Когда темнеет, на вышке еще страшнее становится. И ветер будто дует сильнее, хотя сегодня и ветра-то нет. Я поднялся, но на каждой лестнице держался за перила. Днем я за перила не держусь. За Уралом было видно, как заходит солнце. Это красиво. Если бы солнце заходило в другой стороне – за гаражами или за нашим двором, – то было бы не очень. А за Уралом – красиво.