Марк Шагал - [164]

После премьеры Ида демонстративно ушла от мужа, покинула Риверсайд-драйв и переехала к друзьям. Мишель продолжал жить в их части квартиры, и Шагал пригласил Вирджинию и сбитую с толку Джин поселиться с ним. Джин, которая постоянно плакала и капризничала, вскоре стала раздражать Шагала (который и в лучшие-то времена видел в детях неудобство) и Мишеля. Джин вспоминает один момент, когда она почувствовала, что у них с Шагалом возникли какие-то отношения. Это случилось, когда он взял ее на прогулку и на них прыгнула большая собака. Шагал, несмотря на свой собственный ужас перед собаками, схватил ее на руки, чтобы она почувствовала себя в безопасности. Но надежды Джин жили недолго: Вирджиния, не колеблясь, отправила ее в пансион в Нью-Джерси. И вскоре после этого она объявила Шагалу о своей беременности.

Вряд ли Шагал ожидал этого, когда пытался облегчить свое одиночество. Всего лишь год назад он еще был женат на Белле, рядом с которой прошло более половины его русско-еврейской жизни. Теперь, в свои пятьдесят восемь, ему предстояла непростая семейная жизнь с двумя детьми и с англичанкой, которую он едва знал, которую даже не выбирал. Шагал был в ужасе: он не мог свыкнуться с мыслью о ребенке, он не мог свыкнуться с Вирджинией, он не мог встать лицом к лицу с Идой или с общими друзьями – с их идеализацией памяти о Белле. Вирджиния на две недели уехала в Уолкилл, в деревню на северо-востоке штата Нью-Йорк, и вернулась обратно, твердо решив родить ребенка. Она потащила Шагала к хироманту, который предсказал, что у нее будет мальчик, и определенно предложил ей оставить мужа. Шагал смягчился. Будучи слабым человеком и фаталистом, он инстинктивно понял: ему нужна уверенность в том, что он будет под присмотром, потому следовало сохранить Вирджинию, что было бы легче, чем дать ей уйти. Но Шагал поставил условие: если Вирджиния хочет жить с ним, то Джин нужно принести в жертву, то есть оставить ее в пансионе.

Вирджиния повезла Джин попрощаться с отцом, но обнаружила, что в квартире пусто. Мак-Нил оставил на двери записку с признанием, что не сможет перенести прощания. Плюшевый пингвин и два медвежонка сидели на стульях, и «внезапно Джин осознала всю меру своего горя. Она поняла, что никогда больше не увидит отца в своем доме и издала душераздирающий вопль. Всю обратную дорогу на Риверсайд-драйв она безутешно плакала, – вспоминала Вирджиния. – Много лет спустя я разговаривала с ней об этом инциденте, но она ничего не помнила, это было погребено очень глубоко в ее подсознании».

Потом Джин, которую Шагал называл Женей, потому что это звучало по-русски, была возвращена в школу, а Вирджиния – теперь Вирджиничка – стала жить с ним в качестве гражданской жены. Мак-Нил отказывался дать ей развод, но подписал документ, заверяющий, что он не отец ее еще не рожденного ребенка.

Шагала слишком смущало то, что он должен представить обществу свою новую любовь и сказать Иде о беременности Вирджинии. Он боялся скандала и несколько лет держал отношения с Вирджиней в тайне. Он отправил ее в Уолкилл, чтобы она нашла дом в деревне, где они могли бы жить инкогнито. И в марте 1946 года Шагал купил в Хай Фоллс «простой деревянный дом с крытыми галереями, около великолепного дерева» за 10 000 долларов. «Перед ним лежит зеленая долина; позади земля поднимается к зубчатому краю скал, венчающих заросший лесом овраг». Рядом с домом был маленький деревянный коттедж, который сразу же очаровал художника, – он напоминал ему «избу». Одному Опатошу было рассказано об истинной причине переезда, хотя Пьер Матисс, который следующие два года каждые несколько месяцев выбирал лучшие его картины, скоро тоже все разузнал. Шагал всячески отрекался от ответственности: «Что могу я поделать, если все получилось без меня и “для меня”?» – вопрошал он Опатошу со страстью и добавлял: «Там, в избушке около дома, будет ОТДЕЛЬНОЕ ателье». Первые работы, которые делались там, были бегством от неопределенности быта в преувеличенную, фантастическую экзотику. Это были эскизы гуашью для книги «Тысяча и одна ночь», иллюстрации к которой заказал Шагалу издатель-эмигрант Курт Вольф. Шагал выбрал те сказки, которые были связаны с утратой любви, воссоединением и смертью. Вдохновленный сказочной ориентальностью балета «Жар-птица», он создал блистательный мир, где один образ перетекает в другой – груди становятся сияющими молочными лунами, у рыбы вырастают рога или ослиные головы, распущенные волосы русалки запутываются в водорослях – и околдовывает зрителя. Работа, опубликованная в 1948 году, известна как величайшее достижение цветной литографии в Америке до 1950 года.

Шагал предпринимал определенные усилия, чтобы заставить Вирджинию принять иудаизм – ребенок мог считаться евреем только по материнской линии, – и Вирджиния покорно умоляла Адель Опатошу помочь ей. Но Ида подняла на смех эту идею, и вскоре дело заглохло. Вирджиния, которую хиромантия и карты таро привлекали больше, чем любая религия, не была религиозным человеком. Но она обладала способностью улаживать все сложности и конфликты, и именно это качество позволило легко и быстро развиваться ее отношениям с вечно встревоженным Шагалом. Вирджиния без раздумий заняла место в тени памяти Беллы. Шагал, писала она, «часто рассказывал мне о Белле; он считал, что ее дух где-то жил и наблюдал за нами. Он говорил, что я должна стараться быть достойной ее. Нет нужды говорить, что я чувствовала, что это невозможно – Белла была своего рода святой». С самого начала Вирджиния нянчилась с Шагалом, забывая о себе, ей было ясно, что «мать оставалась центральной фигурой в его жизни» и что Белла также исполняла роль матери, а Иду даже забавляло то, что Вирджиния обратила на отца свой материнский инстинкт. На фотографиях Вирджиния чрезмерно заботлива, редко смотрит в камеру, но напряженно всматривается влицо Шагала, чтобы оценить, доволен ли он, не обеспокоен ли чем-то, не нуждается ли в чем. Тем временем ее дочь изнывала в пансионе. Позднее Джин говорила, что Вирджиния становилась нянькой для слабых или больных мужчин – Шагал был не последним в этом ряду, – чтобы компенсировать недостаток материнского инстинкта по отношению к своим детям. Этот инстинкт не был развит по причине собственного сурового детства: ее тоже отдали в пансион, и она, бывало, годами не видела своих родителей. Шагала огорчали скверные отношения Вирджинии с родителями – это лишь поддерживало его предубеждение против холодности, не свойственной евреям. Позднее он стал называть Вирджинию «холодная красавица» и настаивать на том, чтобы она постаралась примириться с родней. В студии и в кухне Вирджиния изо всех сил старалась занять место Беллы: она пыталась вести расчеты за холсты, передвигала картины и громко читала Шагалу, когда он работал. Поскольку ей не удавалось читать русскую классику, Шагал предпочитал слушать биографии художников, особенно таких, как Гойя, Гоген, и Ван Гог, с чьими злоключениями он мог соотнести свои. Вирджиния тщетно пыталась готовить русскую еду, которую Шагал описывал ей, не имея никакого понятия о том, как ее приготовить. Хотя она была достаточно хорошо образованна по части искусства, у нее не было того притяжения к нему, какое было у Беллы. Семейство Опатошу очень по-доброму отнеслось к Вирджинии, и она обожала их так, будто они заменяли ей родителей. Тем не менее Опатошу указывали Шагалу, что Вирджиния мало читает, к тому же ей не хватало практического чутья и дипломатичности, присущих Белле. Когда Вирджинии приходилось играть какую-то роль в переговорах, результаты бывали мучительно-неловкими. Примером может послужить письмо, которое она написала невероятно богатому коллекционеру Луи Стерну, в котором потребовала 1000 долларов за экслибрис, который стоил не более 200: «Как Вы можете себе представить, банковский счет нуждается в пополнении… он хочет просить у вас 1000 долларов и надеется, что Вы не подумаете, будто это слишком много».