Марк Аврелий - [44]

Луций прибыл в Эфес. Луциллу провозгласили Августой наравне с матерью. Этого было уже многовато для неокрепшего рассудка капризной девицы, а все остальное — праздники на Оронте, свита из молодых военных и, главное, поклонение толпы, — совсем вскружило ей голову. У римских императриц была опасная привилегия: им поклонялись как Диане в Эфесе, как Артемиде на Хиосе, как Дафне в Антиохии. Многие из них возгордились от этого сверх меры, начиная от Юлии, дочери Августа, кончая Фаустиной Старшей — родной бабкой Луциллы. О Пантее с тех пор не было слышно, зато в хрониках появляются другие непонятные личности, в частности некий Агрипп по прозвищу Мемфис, которого Вер назначил «аполавстом» — министром удовольствий. Мы не будем в той же мере, как древние авторы, возмущаться его окружением из флейтистов и арфистов, актеров и танцоров — тех, кого так ценили и так чернили в высшем римском обществе. Но тут же возникают имена, не предвещающие ничего хорошего — среди них молодой египетский авантюрист Эклект, который приехал в Рим с домочадцами Луция, потом стал одним из ближайших служителей Коммода, преемника Марка Аврелия, а потом его же и задушил.

На Палатине было объявлено, что императора задержали в Риме неотложные дела, но люди, кажется, поняли его иначе: «Он не хотел молвы, будто поехал в Сирию возноситься славой от уже окончившейся войны». На самом деле война только начиналась. Когда Армения вернулась в римскую сферу влияния, а вся Передняя Азия до Кавказа была замирена Клавдием Фронтоном и Марцием Вером (старый Стаций Приск на этом, кажется, завершил карьеру), ударные части 3-го легиона «Минерва» и 5-го Македонского получили возможность участвовать в контрнаступлении на Месопотамию. Эта легендарная земля, орошаемая реками-близнецами, была садом Парфии, как Египет был житницей Рима. Для армии же в походе это был укрепленный вал, по которому приходилось идти тысячу с лишним километров, так как солнечное сплетение царства, по которому и следовало ударить, находилось на самом юге — там, где Тигр и Евфрат, вместе родившиеся в Армении, вновь сходятся перед впадением в Персидский залив. Этот райский сад оборачивался адом для легионов, периодически шагавших по нему то в одну, то в другую сторону. Они несли потери, когда сталкивались с сопротивлением жителей многолюдных городов, но еще больше — когда встречали безжизненную пустоту. Парфяне любили тактику выжженной земли. Римляне боялись этих всадников, удиравших от них, осыпая тучей стрел.

На севере, на траверсе Каппадокии, легионы перешли Евфрат через Зевгму — известный в истории брод через узкую еще реку — и вошли в княжество Осроэна, нейтральное, но постоянно разорявшееся. Столица княжества, богатая Эдесса, и ее правители, династия Абгаров, знали римлян и склонялись к ним. В Дасауре парфянский гарнизон перебили жители. Наступление на севере продолжалось, был взят укрепленный город Нисибис на Тигре, а в это время другая, более сильная группа войск под командованием Авидия Кассия прошла вниз по Евфрату, преследуя парфян, которые, верные своей тактике, оставляли за собой пустыню. Решительные битвы произошли при Никифории и Суре. Трудно судить, перешли легионы реку или шли по обоим берегам одновременно. У нас нет об этой войне такого подробного рассказа, как о походе Траяна, но на него можно опираться, говоря о характере местности, о вооружении и о тактике, которая за несколько лет не могла измениться.

Несомненно, именно с этим планом кампании как с образцом Марк Аврелий выходил из своего палатинского кабинета, чтобы отдавать арсеналам приказы готовить необходимые боевые машины для осады крепостей: катапульты, баллисты, скорпионы, громадные башни на колесах. Придумывать форму кораблей для речного флота уже не приходилось: их планы передавались прямо из архивов римского генерального штаба. Фронтон по просьбе Луция написал рассказ о войне. До нас дошли только помпезно-красноречивые отрывки, в которых герой сегодняшнего дня превозносится за счет вчерашних.

Кампания 165 года была отмечена взятием Дура-Европоса — крупного речного порта и перекрестка сухопутных дорог в Сирийской пустыне. Этот эллинизированный караванный город в течение столетий переходил из рук в руки. Как и Пальмира, он находился в ленной зависимости от Рима. Судьбы этих двух городов тесно связаны. Их ворота, выходившие на дороги в песках, смотрели друг на друга с расстояния полутора сотен километров. Битва за Дуру была очень кровавой и стала решающей. Теперь все боевые легионы могли координированно наступать на месопотамском фронте. Там были лучшие полководцы своего времени: сириец Авидий Кассий, аквитанец Марций Вер, его тезка далматинец Юлий Вер, азиатский грек Клавдий Фронтон. То, что на Вавилонской дороге сошлись такие разные судьбы, говорит о мощной ассимилирующей силе Империи. Перед соединенной силой этих войск парфянская армия отступила к Тигру, но это было не тактическое отступление: ведь так ее могли прижать ко дну месопотамского кармана. Ей оставалось только пытаться бежать на просторы континента, к своим историческим иранским убежищам. Царские войска с трудом перебрались через Тигр, их предводитель Хосров спасся вплавь.