Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [43]

— Значит, у тебя болит живот?

—Да.

— И больше ничего не беспокоит?

— А что должно беспокоить? — девушка меня, видимо, не поняла.

— Ну мало ли что. Может быть, тошнит или, может быть, была рвота? Голова не болит? Не лихорадит?

— Нет.

— И поноса нет?

Девушка смутилась и отрицательно покачала головой.

— А кровотечение?

— Болит только живот.

— Хорошо. Еще вопрос: что ты ела сегодня?

— Как все: хлеб, пшенку и баланду.

— Покажи свой язык!

Язык оказался влажным и розовым.

— А сейчас придется тебя посмотреть. Раздевайся!

Девушка послушно разделась вплоть до нижнего белья и легла на кушетку. Я уже обратил внимание на то, что она сразу перестала стонать, как только удалился дежурный, и поэтому не удивился, когда ничего у нее не нашел. Живот оказался мягким и безболезненным при пальпации, сердце и легкие были в норме.

— Все у тебя хорошо,— сказал я,— можешь одеваться.

— Неужели? — девушка не спешила встать, видимо, давая мне возможность подольше полюбоваться своими соблазнительными формами. Было на что смотреть. Моя пациентка была небольшого роста, но крепко сбита, с плотными круглыми грудями, округлыми плечами и упругим животом.

— Тебя как зовут? — спросил я.

— Таня.

— Очень хорошее имя. Давай, Таня, будем говорить с тобой откровенно. Я на тебя не обижаюсь и не собираюсь кому-нибудь докладывать о том, что у тебя болит, или, наоборот, что у тебя не болит. Будем считать, что у тебя действительно сильно болит живот, и я тебе, конечно, дам лекарство и освобожу на завтра от работы. Диагноз ставлю — пищевое отравление. Вот посмотри,— я снова пальпировал живот,— нигде не болит.

— Да, сейчас не болит.

— Признайся честно, зачем вызвала дежурного? Чтобы получить освобождение от работы?

Я хотел отнять руку от живота, но она прижала ее своей.

— Простите меня, доктор, не ругайте. Я очень хотела вас видеть.

— А днем для этого не было времени? Могла прийти и на прием.

— Днем где я вас увижу? Я же работаю за зоной. А на приеме всегда чужие люди.

— Они что, помешали бы?

— Конечно.

— Ты хотела со мной поговорить? О чем?

— Нет. Просто хотела посмотреть на вас.— Она сделала короткую паузу и продолжала, слегка смущаясь,— и чтобы вы были немного рядом со мной. Я засмеялся.

— Значит, добилась своего?

Она кивнула.

— А сейчас одевайся.

— Вы меня сейчас пошлете в барак? — спросила она испуганно и начала неохотно одеваться.

— Зачем? До утра будешь спать здесь, на кушетке. У тебя же сильно болит живот?

Таня заулыбалась.

— Только посидите со мной немного.

Я принес девушке подушку и одеяло, а затем сел рядом.

— За что сидишь? — поинтересовался я.

— За свинину.

— За свинину? Как это понимать?

— Я работала в колхозе. А нам тогда ничего не давали. Работали только за «палочки». Очень хотелось есть. А семья большая и даже картошки не хватало на всех. А рядом с нами жила спекулянтка, которая у всех покупала шмотки почти даром: за кусок хлеба или картошку. И вот, когда она однажды зарезала свинью, я стащила немного мяса.

Я погладил Таню по голове и поцеловал в щеку. Мне ее было безумно жаль. Девушка доверчиво прижалась ко мне, и, видимо, ждала иных ласк, но я думал о Вале.

— Спокойной ночи,— сказал я и отправился в амбулаторию.

— Спокойной ночи,— ответила Таня, и в ее голосе прозвучала грусть. 

Рауф

Далеко не каждое воскресенье было нерабочим днем, и дни отдыха все зэки ждали всегда с особым нетерпением. Женщины занимались тогда стиркой белья и починкой одежды, а после обеда обычно гуляли по зоне, стараясь одеться получше. Мужчины чаще всего бездельничали, покуривали, слонялись между бараками и ходили к женщинам.

В зоне имелись цветочные клумбы, за которыми ухаживал цветовод, поляк Синявский, осужденный по 58-й статье. Начальник колонии Ремизов следил за порядком, любил чистоту и старался при возможности несколько оживить унылый вид колонии.

Было уже лето, солнце грело заметно, и появились первые комары. Пожалуй, только в выходные дни я гулял подольше по зоне, так как в такие дни Валентина Федоровна обыкновенно не показывалась.

Однажды молодые ребята решили устроить состязание по борьбе. В основном это были татары из Параньгинского района, которые работали землекопами или пильщиками. Иногда вместо физзарядки я ходил к пильщикам и заменял минут на тридцать нижнего рабочего. Ритмичная работа (пилили бревна на доски), при которой приходилось, напрягая мышцы, поднимать и опускать продольную пилу, вызывала во мне определенный спортивный интерес.

Среди пильщиков выделялся черноволосый татарин Рауф, небольшого роста, коренастый, который всегда с молодцеватым видом, гордо выпячивая грудь, шествовал по зоне. Он считался хорошим борцом, неоднократно завоевывал призы во время сабантуя и был, видимо, высокого мнения о себе.

Сил у меня было достаточно, больше чем у других, и я поэтому решил из простого любопытства принять участие в этом состязании, хотя понятия не имел о татарской борьбе.

Рауф уже расправился с несколькими противниками, когда я вступил в круг. Как положено, я схватил его за пояс, но не знал, что делать дальше. Пытался тянуть его к себе, но он сопротивлялся. Он делал то же самое, что и я, но также безрезультатно. Так мы и стояли минуты три-четыре, толкая друг друга. Неожиданно Рауф сделал подсечку, ударил своей ногой по моей, я потерял равновесие и оказался на земле. В этой борьбе далеко не главное сила...