Марий и Сулла. Книга 3 - [15]

— Всё?

— Подожди. Список этих женщин принесешь мне сегодня вечером. А потом получишь приказание.

Не моргнув глазом, Хризогон подумал: «Они обречены. Прикажу рабам наточить мечи и кинжалы».

XIII

Сулла следил из Рима за осадою Пренеста. Лукреций Офелла, в начале борьбы перешедший на его сторону (император не очень доверял ему), сообщал, что в городе страшный голод; люди пухнут и умирают, домашние животные съедены, мыши продаются на вес золота, по двести динариев каждая, и недалеко время, когда и мышей не станет: что Марий Младший, отчаявшись в спасении, уничтожает своих личных врагов и друзей Карбона, где попало, даже у алтаря Весты, невзирая на право убежища, и что Пренест скоро падет.

Сулла хищно улыбался, читая донесения, и нахмурился, когда Катилина вбежал без доклада.

— Чего тебе?

Оказалось, что Катилина выследил племянника Мария Старшего. Это был претор, сторонник и любимец плебса.

Сулла встрепенулся: лицо его стало страшным.

— Господин, ты хотел отомстить за Лутация Катула…

Сулла зарычал.

— Тащи его на могилу Катула, — вымолвил он срывающимся голосом, — пытать… сперва поломать кости…потом… содрать шкуру… а голову — мне! Жду тебя на форуме.

Катилина выбежал, а Сулла отправился на форум и, усевшись, стал дожидаться. Он молчал, — и все молчали, затаив дыхание. Наконец появился Катилина: он бежал, задыхаясь, тога развевалась.

Остановившись перед Суллой, он протянул ему страшную, окровавленную голову, со сведенным судорогой ртом и глазами, выкатившимися из орбит.

— Брось!

Катилина уронил ее чересчур поспешно на землю и, подбежав к кропильнице, находившейся вблизи храма Аполлона, вымыл в ней руки. А Сулла, насмотревшись на голову, приказал:

— Выставить на ростре! — и отправился домой.

У дверей дожидался гонец с известием о самоубийстве Мария и сдаче Пренеста.

«Приезжай, император, или распорядись, как поступить с непокорным городом, — писал Офелла, — разрушать его жаль, а щадить жителей я не имею права без твоего соизволения…»

Не дочитав эпистолы, Сулла решил ехать в Пренест, расположенный в двухстах стадиях от Рима.

Город храмов лежал, прижавшись к горному хребту, как мифологический зверь, выгнувший спину, чтобы прыгнуть, и на горе, похожей на горб, находился Акрополь. Киклопические темные стены окружали белые дома, теснившиеся на склонах горы, а над ними возвышался храм Фортуны, знаменитый оракулом.

Остановив коня и полюбовавшись несколько мгновений великолепным видом. Сулла воскликнул:

— О мятежный город, гнездо бунтовщиков! Достоин ли ты существовать под небом Италии?

Он ударил коня бичом и помчался к римскому лагерю, палатки которого виднелись в отдалении.

— Подъезжая, он услышал крики: «Vivat imperator!», увидел выстроенные легионы и Офеллу, который в сопровождении нескольких военачальников выехал ему навстречу. Приветственные возгласы не умолкали, и Сулла принужден был обратиться к воинам с краткой речью; он благодарил их за доблесть, радовался вместе с ними победе и, пообещав всем награду, направился к воротам.

«Город пощажу, а население… как боги подскажут…» Сперва он начал было судить виновных и наказывать (тут же убивали), но, потеряв терпение (жителей было двенадцать тысяч), приказал всех перебить.

Крики убиваемых смешивались с песнями военачальников, которые угощали Суллу в шатре Офеллы и пели в честь его хвалебные песни.

— Я пощадил единственного человека — хозяина дома, в котором остановился, — говорил Сулла, поглядывая на собеседников, — остальные заслужили смерть…

— Увы, господин, он сказал… — замялся Офелла.

— Говори.

— Не смею, император! Это дерзкие речи…

— Говори, — повторил Сулла.

Офелла колебался и, опустив глаза, выговорил дрожащим голосом:

— Он сказал так: «Разделю участь граждан, которых губит палач».

— И он? — спокойно спросил Сулла.

— Он бросился, император, в толпу осужденных и погиб с ними.

Сулла засмеялся.

— И ты, конечно, одобряешь поступок негодяя?..

— Что ты, император? — испугался Офелла.

— Я заметил в глазах твоих злорадство… «Погиб», — подумали все, с любопытством поглядывая на дрожавшего Офеллу.

— Император, более верного слуги, чем я, ты никогда не найдешь.

— Гм… может быть… посмотрим…Он взглянул на Офеллу и улыбнулся:

— Я, наверно, ошибся. Благодарю тебя, Лукреций Офелла, за взятие города.

А в голове мелькнуло: «Он полуосужден… И если споткнется, я безжалостно убью его».

XIV

«Зло всех зол — в существовании демократии», — говорил Сулла и, разгромив популяров, приказал Помпею преследовать их вождей.

Вся Италия была наводнена верными ему ветеранами, мятежные города осаждены, а подозрительные заняты сильными отрядами.

«Умиротворю страну, сотру с лица земли мятежные племена (Самниум должен стать пустыней) — и романизация Италии обеспечена. А затем примусь за Иберию».

Его беспокоила мысль о бежавшем в Испанию Сертории. Сулла знал его и, высоко ценя, опасался, как бы не вспыхнула новая междоусобная война и не вызвала брожения на Востоке. Дальновидный, он рассуждал так: «Будь я на месте Сертория — я связался бы с Митридатом, потребовал бы у него помощи, поднял бы всю Имерию и Галлию, при условии, что понтнйский царь повторит поход на Грецию и Македонию, на государства Азии и свяжется с Тиграном, царем Армении. Объединившись с Митридатом и Тиграном, я двинулся бы на Тринакрию и проник бы в Италию со стороны Врундизия, Остии и Генуи: Митридат избрал бы путь Аннибала и одновременно, заняв кораблями Тирренское море, отрезал бы Италию от провинций, а Тигран высадился бы в Центумцелле и двинулся на Рим. Но Серторий — не Сулла и этого не сделает. На Рим он не пойдет, но может поднять Испанию и привлечь Митридата на свою сторону. Поэтому нужно уничтожить его, пока не поздно». И он приказал послать войска в Испанию.