Марий и Сулла. Книга 1 - [54]

— Трибун, охраняемый богами! — воскликнул он. — Ты борешься за благо народа, а я — плебей. Поставь меня в ряды борцов за справедливость!

И, рассказав Друзу о своей жизни, о поддержке Сатурнина, об измене Мария, он вымолвил дрогнувшим голосом:

— Трибун, как же это? Я не понимаю… Марий — плебей… и предал друзей, боровшихся за плебс…

Друз нахмурился. Презрительная улыбка не сходила с его губ. Он не ответил Мульвию, подумав: «Я, оптимат, сделаю больше, чем облагородившийся батрак».

Решив отнять у всадников их политические преимущества и привлечь к ответственности за беззакония, он совещался накануне проведения законов с Марком Эмилием Скавром и оратором Люцием Крассом.

Скавр был уже глубокий старик, но еще живой и подвижный. Со времени кимбрской войны он изменился.

Когда в битве с кимбрами близ реки Афесы римская конница, разбитая наголову, бежала в беспорядке в Рим и сын Скавра Марк Эмилий, префект конницы, оказался и числе беглецов, отец, узнав об этом, послал сказать ему: «Я рад был бы видеть твои кости на поле сражения, нежели знать о твоем гнусном бегстве». Молодой Скавр пронзил себя мечом, и старик, получив известие об его смерти, несколько дней не выходил из дому.

Он нигде не находил себе места: перед глазами стоял пли. «Зачем я сказал эти слова? — думал он. — Ведь это я, отец, убил сына!»

Выслушав Друза, патриций одобрил его намерение, а Люций Красс сказал:

— Ты заботишься о сближении всадников с сенаторами для исполнения судебной магистратуры… ты хочешь, чтобы часть всадников заседала в сенате, а судьи набирались из среды сенаторов и всадников… Ты намерен привлекать к уголовной ответственности взяточников и вымогателей…

— Все это хорошо, — нетерпеливо прервал Скавр, — но послушай, Марк, что говорит сенат. Вот его слова:

«Как, он задумал возвысить всадников? Став сенаторами, эти золотые мешки будут действовать против нас, столпов отечества, и мы Должны терпеть? Нет, никогда!» А всадники опасаются, как бы судебная магистратура не стала приманкой для сенаторов и те не захватили ее, вытеснив всадников…

— Пусть так, но я увеличу размер хлебной раздачи и привлеку плебс на свою сторону… сделаю его грозным орудием на случай борьбы с купеческим сословием…

— Чрезмерные раздачи хлеба окажутся не под силу республике! — вскричал Скавр.

— Почему же? Излишек потребных на это расходов можно покрывать выпуском медных динариев одновременно с настоящими, серебряными.

Скавр подумал, улыбнулся:

— Клянусь Меркурием, ты умно придумал! — сказал он с восхищением.

— Затем, — продолжал Друз, — необходимо распределить между колонистами нерозданные пахотные земли… Мой отец обещал это сделать, и мой долг как сына, — покраснел он, — исполнить его намерение.

— Ты, конечно, говоришь о сицилийских землях? — вскричал Люций Красс.

— О сицилийских и кампанских.

Скавр задумался.

— В борьбе с всадниками нам необходимо опираться на плебс, — сказал он, — и ты правильно поступил, задумав провести хлебный и колониальный законы. Благодаря этому к тебе примкнут пролетарии.

— Я не сомневаюсь в этом, но проводить закон о передаче судов сенату, а затем остальные законы — значит ничего не достигнуть, Нам необходимо поразить купеческое сословие, а дать хлеб и колонии плебеям всегда успеем.

— Что же ты решил?

— Я хочу соединить эти законы в один и одновременно подвергнуть их голосованию. Люди, желающие хлеба или колоний, должны будут поневоле голосовать и за третий закон.

Скавр улыбнулся.

— И это умно, — согласился он, — но все твои законы кроме судебного, напоминают leges Sempronia.[20]

 — Ну и что ж? Хлебный и аграрный необходимы. Гай Гракх опирался на плебс и всадников, а я — только на плебс. И, конечно, для предотвращения смуты в республике аристократы должны раздать свободные земли и не оставить будущим демагогам для раздачи народу ничего, кроме уличной грязи и утренней зари.

— Хорошо сказано! — вскричал Люций Красе. — Тыдорогой мой, хотя и стоишь за сенат, а не за комиции,лучший преемник и ученик Гракхов. Пусть же помогуттебе всемогущие боги в твоих справедливых дерзаниях!

Законы Друза, под названием Ливиевых, едва не были провалены общими усилиями разъяренных всадников и крупных землевладельцев Умбрии и Этрурии, опасавшихся, что у них отнимут казенные земли, которые они обрабатывали в свою пользу. Особенно мешал консул Филипп, приспешник всадников.

Он высказался против закона, и Друз приказал Муль-вию, своему виатору, воздействовать на непокорного. Мульвий сжал Филиппу шею с такой силой, что у консула хлынула кровь горлом и носом.

— В тюрьму его, в тюрьму! — кричал Друз.

И Мульвий потащил упиравшегося магистрата с помощью толпы но улице.

Законы прошли при содействии италиков — мелких земледельцев.

Геспер и Виллий поддерживали Ливия Друза: они вербовали сторонников, убеждая отстоять народного трибуна. Особенно старался Виллий: невзрачный, хромоногий, он проводил свободное время на форуме и ревностно защищал идеи Друза. Геспер же несколько охладел; после стольких неудачных восстаний сомнение начало закрадываться в его сердце, а предательство Мария поразило его до такой степени, что он стал подумывать о продаже своей виллы, лавки и дома и об отъезде в Афины. Но его друг Люцифер отговорил его, намекнув на брожение среди союзников. А время шло — италики не восставали, и сомнения опять терзали Геспера.