Марион Фай - [97]

Маркиз горячо поблагодарил сына за то, что он приехал, но не желал удерживал его в Траффорде.

— Конечно, тебе здесь тоска страшная, а мне, кажется, лучше.

— От души радуюсь этому, но если вы думаете, что я могу быть вам сколько-нибудь полезен, я останусь с величайшим удовольствием. В таком случае, полагаю, и Фанни бы приехала.

Маркиз замотал головой. Фанни, по его мнению, лучше было не приезжать.

— Маркиза и Фанни не уживутся, если только она не отказалась от этого молодого человека. — Гэмпстед не решился утверждать, чтоб она отказалась от молодого человека.

— Надеюсь, что она никогда его не видит, — сказал мapкиз. Сын принялся уверять его, что влюбленные ни разу не встречались с приезда Фанни в Гендон. Он имел неосторожность уверять отца, что свидания этого не будет, пока сестра гостит у него. В эту самую минуту Джордж Роден стоял в гостиной Гендон-Голла, держа лэди Франсес в объятиях.

После этого разговор отца с сыном коснулся мистера Гринвуда. Маркиз сильно желал, чтоб он оставил его дом.

— По правде говоря, — говорил старик, — он-то и ссорит меня с твоей мачехой. Из-за него я и болен. Я не имею минуты покойной, пока он здесь строит против меня козни.

Гэмпстед находил разумным удалить этого человека, хотя бы только потому, что присутствие его неприятно. Зачем держать человека в доме, если он только всем надоедал? Но тут представлялся вопрос о вознаграждении. Лорд Гэмпстед не находил, чтоб тысячи фунтов было достаточно, и думал, что бедному священнику следует положит 300 фунтов ежегодной пенсии. Маркиз не хотел и слышать об этом. Мистер Гринвуд не исполнил даже тех пустых обязанностей, которые лежали на нем. Даже каталог библиотеки не был составлен. Маркиз никогда ничего ему не обещал. Ему следовало копить деньги. Наконец отец с сыном столковались, и Гэмпстед послал к капеллану спросить: может ли он его видеть.

Мистер Гринвуд стоял посреди комнаты, потирая руки, когда лорд Гэмпстед вошел.

— Отец мой поручил мне переговорить с вами, — сказал Гэмпстед. — Он, по-видимому, находит лучшим, чтоб вы оставили его.

— Не знаю, почему он это находит, но, конечно, уйду, если он мне прикажет.

— Разбирать это бесполезно. Не присесть ли нам, мистер Гринвуд? — Они сели. — Вы прожили здесь много лет.

— Очень много, лорд Гэмпстед, чуть не всю жизнь; я жил здесь до вашего рождения, лорд Гэмпстед.

— Знаю. Хотя маркиз не может признать за вами никаких особенных прав на него…

— Никаких прав, лорд Гэмпстед!

— Без всякого сомнения, никаких. Тем не менее он готов сделать что-нибудь в виду ваших старых отношений. Милорд думает, что пенсия в размере 200 фунтов в год…

Мистер Гринвуд замотал головой.

— Говорю вам, — продолжал Гэмпстед, насупившись, — что милорд поручил мне передать вам, что вы будете получать 200 фунтов в год пожизненной пенсии. — Мистер Гринвуд снова замотал головой. — Не думаю, чтоб мне оставалось что-нибудь прибавить, — продолжал молодой лорд. — Таково решение отца моего. Он полагает, что вы предпочтете пенсию немедленной уплате тысячи фунтов. — Старик сильнее прежнего замотал головой.

— Мне остается только спросит вас: когда вам удобно будет оставить Траффорд-Парк?

Лорд Гэмпстед, выходя от отца, решил как можно любезнее сообщить эти вести капеллану. Но мистер Гринвуд был ему ненавистен. Его манера стоять среди комнаты, потирая руки, сидеть на кончике стула, мотать головой, не говоря ни слова, внушала ему живейшее отвращение. Заяви он смело свой взгляд на свои права, Гэмпстед попытался бы быть с ним полюбезнее. Теперь же он далеко не был любезен, прося его назначить день своего отъезда.

— Вы хотите сказать, что меня выгонят.

— Несколько месяцев тому назад вам было сообщено, что отец мой более не нуждается в ваших услугах.

— Меня выгоняют, как собаку… после тридцати лет!

— Не смею вам противоречить, но должен просить вас назначить день. Ведь вам же не теперь в первый раз предложили это!

Мистер Гринвуд встал, лорд Гэмпстед был вынужден последовать его примеру.

— Дадите вы мне какой-нибудь ответ?

— Нет, не дам, — сказал капеллан.

— Вы хотите сказать, что не выбрали дня?

— Не уйду я с двухстами фунтами в год, — сказал старик. — Это бессмысленно жестоко!

— Жестоко! — крикнул лорд Гэмпстед.

— Я не тронусь, пока не увижу самого маркиза. Нечего я думать о том, чтоб он выгнал меня таким образом. Как мне жить на двести фунтов в год? Я всегда считал, что получу Апльслокомб.

— Никто никогда не намекал на это, кроме вас самих.

— Я всегда на это рассчитывал, — сказал мистер Гринвуд. — Я не уйду отсюда, пока не буду иметь случая обсудить вопрос с самим маркизом. Не думаю, чтоб маркиз так отнесся ко мне — не будь здесь вас, лорд Гэмпстед.

Это было невыносимо. Гэмпстед почувствовал, что унизить себя, защищаясь против взводимого на него обвинения, — даже защищая отца.

— Если вам не угодно назначить дня, мне придется это сделать, — сказал молодой лорд. Каплан сидел неподвижно к только потирал руки. — Так как я не могу добиться ответа, а должен буду сказать мистеру Робертсу, что вам нельзя оставаться здесь долее последнего числа этого месяца. Если в вас осталось какое-нибудь чувство, вы не навяжете нам такой неприятной обязанности во время болезни моего отца.