Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка - [280]
Но больше всего Мур охвачен иным впечатлением. «Сейчас в Доме отдыха сидел я против очень красивой женщины, болгарки, дочери писателя Стоянова и вышедшей замуж за испанца. Чорт возьми! Страшно подбадривает, как-то выносит к оптимизму вид красивой женщины. А она действительно красива. У нее черные волосы, большие черные глаза, замечательный чувственный рот, главное губы — чорт возьми!» Он думает о том, что «с такой приятно было бы поспать». Он уверен в том, что когда-нибудь у него будут по крайней мере такие же.
Он лечит зубы, пьет в обществе взрослых чай с сухариками, успевает и читать. «Я сейчас прочел «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлиту» Алексея Толстого — замечательно. Это — полет фантазии — вот это мне нравится, и не скучно читать, а очень интересно». Подросток. Неотступно другое: «Меня интересует, в каком возрасте я буду обладать моей первой женщиной? Один французский товарищ сказал мне в Париже, что он перестал быть девственником в пятнадцать с половиной лет; мне все-таки не думается, чтобы я смог достичь этого рекорда».
Срок пребывания в Голицыне истекает 1 апреля 1940 года. Идет лихорадочный поиск жилья. Особенно старается Муля, упорно надеясь достать комнату в Москве. Намечался вариант в Сокольниках, но маклерша оказалась аферисткой. В конце марта директорша Дома творчества сообщила, что теперь МЦ с Муром должны платить в два раза больше, чем раньше. «Итак, теперь мы будем ходить в Дом отдыха и брать пищу на одного человека и делить между собою. Кончено теперь хождение в Дом отдыха! Будем, конечно, есть дома. Так. 29-го (марта. — И. Ф.), после 3-х месяцев и 16-ти дней общение с пребывающими в Доме отдыха прекратилось. Это — конечно, большой удар по кумполу, и мы опять внизу волны. Смешно! Брать пищу на одного человека и делить поровну!»
На земном шаре происходит всякое. «Вчера вечером узнал от Зелинского, что Германия заняла Данию и Норвегию. Здорово. Всегда замечательно, когда развиваются события. Интересно, что будет дальше и как будет развиваться германо-англо-французская война».
Мур в оценке событий исходит из дружбы между СССР и Германией.
На собрании классный руководитель поручил Муру приготовить доклад о Маяковском. «Я уже написал свой доклад — вышло как будто ничего». Показывал ли матери, неизвестно.
Мур читает «Цветы зла» Шарля Бодлера — замечательные стихи. Ходит в красных заграничных башмаках. Рисует, но мало. Его больше интересует картина боевых действий в Европе. «Теперь война разгорелась по-настоящему на 4 фронтах: Норвежском, Западном, Голландском и Бельгийском. Конечно, немцам придется преодолеть большие трудности — против них голландская, бельгийская и англо-французская армии, и с ними справиться будет нелегко. Но Германия победит — в этом я уверен».
Доклад о Маяковском совпал с заболеванием свинкой. Его это даже радует — есть перспектива уклониться от испытаний (экзаменов). А покамест ему приятно вспомнить, что 11 апреля они с матерью были на чтении Пастернаком своего перевода «Гамлета» в университетском клубе. МЦ уже была на первом чтении 9 апреля в клубе писателей: она припоздала к началу, и Пастернак, увидев ее в дверях, пошел к ней, поцеловал руку и провел на приготовленное в первом ряду место. «Там была вся интеллигенция Москвы. Перевод замечателен — и Пастернак читает его с большим жаром и, конечно, по-пастернаковски. Публика его, как видно, очень любит. Он, конечно, оригинальнейший человек (в плане оценки его публикой). После чтенья перевода (каковое чтенье прошло с огромным успехом) мы (Пастернак, мама, я и его первая жена) <пошли> к этой первой жене, там поужинали, поболтали, потом Борис (Леонидович Пастернак) нас проводил до дома тетки (где мы ночуем). Мать говорит, что Пастернак — лучший наш поэт, а Пастернак говорит, что лучший наш поэт — это мать (Цветаева). На следующее утро я пошел в амбулаторию (так как опухоль — свинка — уже побаливала)…»
Приходят новости из Болшева, хотя, казалось бы, эта страница перевернута. Но там остались кое-какие вещи и книги. Все это опечатано НКВД. И вдруг — сорвав печати, туда вселяется местное начальство — судья (или председатель поссовета) и начальник отдела милиции. 28 апреля МЦ с Митей Сеземаном и двумя представителями НКВД оказываются в доме. Там — тело удавившегося начальника милиции. Привязал ремень к кровати, в петлю просунул голову и шею, уперся ногами в кровать — и удавился. МЦ привезла оттуда французские книги, сваленные судьей на террасе. «Конечно, практичный человек, мне кажется, смог бы на всем этом брик-а браке фактов достать себе приличную жилплощадь, но в том-то и дело, что мать исключительно непрактична».
Мур настроен на жизнь спокойную, облагороженную культурой, чтением книг, посещением концертов, театров, художественных выставок. На мелочи быта он закрывает глаза, но это бесполезно — он все видит. Маму называет мамой и наедине с собой. Когда обижен, пишет «мать».
Она не знает, насколько он зорок и как обеспокоен ее душевным недомоганием: «…она приходит в отчаяние от абсолютных мелочей, как то: «отчего нет посудного полотенца, пропала кастрюля с длинной ручкой» и т. п. Так хотелось бы спокойно пожить!.. Куда там… У матери курьезная склонность воспринимать все трагически, каждую мелочь т. е., и это ужасно мне мешает и досаждает <…> Мать, которая здесь охает и ахает (правда, она болеет воспалением евстахиевой трубы, нарывом, гриппом и простудой), наверное, пуще будет нервничать в Сокольниках, где комнатушка крохотная. Вообще, вследствие болезней у матери испортился характер — стала жаловаться на неудачу работы, на меня и на собственную жизнь, стала пессимисткой. Но я ничего — все надеюсь на будущее».
