Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая - [96]

Председательствующий удостоверяется в самоличности ‹подсудимых› и спрашивает их, получена ли ими копия обвинительного заключения и ознакомились ли они с ней.

Подсудимые ответили, что копия обвинительного заключения ими получена и они с ней ознакомились. Предъявленные им обвинения понятны.

Отвода составу суда подсудимыми не заявлено.

Ходатайств до начала судебного следствия не поступило ‹…›

Во время судебного следствия Э.Э. Литауэр и Н.А. Львов-Клепинин полностью признали себя виновными и просили сохранить им жизнь. А.Н. Клепинина-Львова признала себя виновной лишь в том, являлась участницей контрреволюционной организации „Евразия“ и в последнем слове сказала: „Ожидаю справедливого решения по моему делу“. Н.В. Афанасов виновным себя не признал: „Шпионом против СССР я не был. Я был честным агентом советской разведки“. П.Н. Толстой виновным себя не признал и полностью отрицал свои показания, данные на предварительном следствии. „Шпионской деятельностью в пользу французской разведки и я не занимался, да и вообще шпионажем против СССР не занимался. Эфрон-Андреев для шпионской работы в пользу французской разведки меня не вербовал. Я не был шпионом. Эфрон-Андреев меня оговорил. Наоборот, он работал на французскую разведку, но не я. С участниками контрреволюционной организации ‚Евразияʻ я был связан, имел встречи, но антисоветской деятельностью никогда не занимался“.

В последнем слове Толстой сказал: „Прошу объективно рассмотреть моё дело“.

6. Подсудимый АНДРЕЕВ-ЭФРОН Сергей Яковлевич, 1893 года рождения:

„Виновным признаю себя частично, также частично подтверждаю свои показания, данные на предварительном следствии. Я признаю себя ‹виновным› в том, что был участником контрреволюционной организации ‚Евразияʻ, но шпионажем я никогда не занимался. Показания ТОЛСТОГО, данные им на судебном следствии о том, что я якобы работал в пользу французской разведки, я категорически отрицаю“.

Предоставлено последнее слово подсудимому, который сказал: „Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки. Я знаю одно, что начиная с 1931 года вся моя деятельность была направлена в пользу Советского Союза. Прошу объективно рассмотреть моё дело“.

Суд удалился на совещание, по возвращении с которого председательствующий огласил приговор и разъяснил осуждённым их право ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета Союза ССР о помиловании.

Председательствующий – подпись /БУКАНОВ/

Секретарь – (подпись) /МАЗУР/

ПРИГОВОР

именем Союза Советских Социалистических Республик выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР в составе:

Председательствующего – Военюриста 1 ранга т. Буканова

т. Чепцова

Членов: Чл. Верх. Суда СССР т. Успенского

При секретаре военном юристе т. Мазур

В закрытом судебном заседании в гор. Москве 6 июля 1941 года рассмотрела дело по обвинению:

1. ЭФРОНА-АНДРЕЕВА Сергея Яковлевича, 1893 года рождения, без определённых занятий;

2. ТОЛСТОГО Павла Николаевича, 1909 года рождения, бывшего литературного сотрудника журнала „ВОКС“;

3. КЛЕПИНИНА-ЛЬВОВА Николая Андреевича, 1899 года рождения, бывшего референта Восточного отдела „ВОКС“ а;

4. ЛИТАУЭР Эмилии Эммануиловны, 1902 года рождения, без определённых занятий;

5. КЛЕПИНИНОЙ-ЛЬВОВОЙ Антонины Николаевны, 1894 года рождения, без определённых занятий;

6. Афанасова Николая Вонифатьевича, 1903 года рождения, бывш. десятника Водоканала в гор. Калуге – всех в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-1-а, 58-8, и 58–11 УК РСФСР, крометогоКлепинина-ЛьвоваиКлепинину-Львовупост. 58-1 ч. 1 УКРСФСР.

Предварительным судебным следствием установлено, что Эфрон-Андреев, Толстой, Клепинина-Львова, Литауэр, Клепинин-Львов и Афанасов являлись участниками контрреволюционной организации „Евразия“, которая ставила своей задачей свержение Советской власти. Будучи за границей и в СССР, вели активную антисоветскую работу.

Таким образом совершены преступления по ст. ст. 58-1а, 58–11 УК РСФСР.

ПРИГОВОРИЛА:

ЭФРОН-АНДРЕЕВА Сергея Яковлевича

ТОЛСТОГО Павла Николаевича

КЛЕПИНИНА-ЛЬВОВА Николая Андреевича

ЛИТАУЭР Эмилию Эммануиловну

КЛЕПИНИНУ-ЛЬВОВУ Антонину Николаевну

АФАНАСОВА Николая Вонифатьевича

подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Председательствующий (подпись)

Члены (подписи)»[210].

Приложение № 6 Письмо Георгия Эфрона своему преподавателю в Литературном институте Льву Озерову, написанное им в мае 1944 года, незадолго до отправки на фронт

(любезно предоставлено автору книги сотрудниками Дома-музея Марины Цветаевой в Москве)

Уважаемый Лев Адольфович!

Лишь вчера я получил Ваше письмо от 15/IV-44 г.; оно провалялось в подразделении, откуда я уже ушёл в другое, и кроме того, я был в отъезде. Пишу Вам всё из того же Алабино, в котором я нахожусь уже третий месяц. Меня очень тронуло, что Вы мне написали; я совсем не избалован письмами, и я помню ещё, как Вы мне сказали после прочтения мною «Однажды осенью»: 1. «надо верить»; это было правильно сказано и сразу же обнаружило мне Вашу чуткость. Итак, я живу, по-прежнему, «на старом месте», причём мне кажется, что я здесь уже вечность – куда вечность, гораздо больше! Обрисовывая в общих чертах моё пребывание в этих краях, скажу Вам, что прибыв на место, я усиленно прозанимался по военному делу и проработал по физтруду в течение двух недель, после чего я заболел («охромел») и заболел эдак месяца на полтора-два. 2. В начале апреля я уехал вместе с партией людей на лесозаготовки в Рязанскую область. Ехали мы долго, работали всего два дня, потом нас вернули обратно в Алабино; теперь я – в маршевой роте, обучаюсь военному делу и скоро отправлюсь на фронт. Но всё, что я Вам сейчас написал, – лишь поверхность. По-настоящему вся моя жизнь здесь – серия взлётов и падений, главным образом, впрочем, своего собственного настроения. А в общем, положение моё – очень неопределённое – точно так же как и в «гражданке». С любовью вспоминаю институт: мне там действительно было хорошо и интересно. 3. Книг не читаю – нет времени. До газет дорываюсь; по международному положению всех просвещаю. Побывал я на всяких работах: и выгружальщиком банных дезокамер, и лесорубом, и писарём, и чорт-те знает что. Жизнь продолжает меня кидать во все стороны, показывая мне то харю, то улыбаясь, то хмурясь. Но я, по-видимому, остаюсь всё тем же. Как и встарь, все мои вновь начинающиеся дружбы почти мгновенно разлетаются; как и встарь я – «гость» и зритель; как и встарь, мои любимые писатели: Маллармэ, Эдгар По, Чехов и Валери; как и встарь… Но это мало кому – никому! – интересно. В Рязанской области я всё-таки добрался до пера и написал главку – начальную – задуманной мною работы о Маллармэ. Как только удастся переписать – пошлю сам. Теперь – не обижайтесь и не удивляйтесь: я раз’ахаюсь. Все в молодости ахают, у каждого свой кумир; почему бы и мне не иметь такового? Имя ему – Маллармэ. Это совершенно удивительный… прозаик. Да, прозаик! Что поэт он гениальный, это давно известно (хотелось написать «решено и подписано»); но что проза у него такая, какой никто не писал и никогда не напишет, – об этом, пожалуй, известно мало. Эта проза – великолепие, триумф, какое-то новое измерение; когда её читаешь, то чувствуешь её вкус, её запах, её… Впрочем, я пишу пошлятину, по старой установившейся литпривычке. Но проза Маллармэ – первая в мире; держитесь! Как только я вернусь, я всем надоем с Маллармэ, тем более, что его никто не понимает и вначале веет небывалой скукой от его вычурных иносказаний!