Мариенбад - [22]

Твой друг Шлойма Курлендер

24. Ханця Марьямчик с Налевок в Варшаве – своему мужу Мееру Марьямчику в Мариенбад

Дорогой Марк!

Напрасен твой труд, и ни к чему сладкие письма, в которых ты объясняешься мне в любви. Я уже знаю, ради чего ты поехал за границу. Я уже знаю, ради кого ты так рвался в Мариенбад. Слишком поздно только я об этом узнала, горе мое горькое! Не будь я такой дурой, я должна была бы гораздо раньше предвидеть это, не верить такому аферисту, как ты, что доктор велит тебе ехать в Мариенбад. Посылаю тебе, Марк, подарок: письмо, которое Шлойма Курлендер пишет нашему Хаиму, и письмо нашего Хаима к его другу Шлойме Курлендеру. Теперь ты поймешь, откуда я знаю все, что происходит у вас в Мариенбаде. У меня перед глазами эта негодница, которую Шлойма Курлендер привез в дом на третьей неделе после смерти жены, взял ее, болячка ему, в чем мать родила только за ее рожицу смазливую. Теперь все ясно. Теперь я уже все понимаю. И будь уверен, Марк, что я уже недолго буду тебе мешать. Скоро-скоро я развяжу тебе руки. Скоро-скоро я освобожу тебя. Два раза был у меня сегодня доктор. Он говорит, что я серьезно больна, что у меня задета печень и что мне нужен Карлсбад, как человеку жить нужно. Но я в Карлсбад не поеду. Слышишь, Марк? Я лучше в могилу сойду, чем ехать в Карлсбад, видеть, как ты летишь на вокзал встречать их, как ты приводишь их к себе в гостиницу, как ты гуляешь с ними по Мариенбаду и как ты водишь их по театрам, кинематографам и ресторанам. Горе мне, до чего я дожила! Если бы родители мои встали из могилы и посмотрели, во что превратилась их младшая дочка Ханця! Почему я не погибла в утробе матери прежде, чем узнала тебя! Лютая смерть могла бы забрать твоих родственников – Велвла Ямайкера и Ямайчиху, которые выписали тебя сюда из Одессы! Проклят будь тот день, когда я повстречалась с тобой! Недаром моя Эстер много раз намекала, что я должна следить, куда ты ходишь и с кем встречаешься в Варшаве. Я знала, что ты гоняешься за пташками, но поди знай, что женушка Шлоймы Курлендера сговорится с ним вместе ехать в Мариенбад! Где были мои глаза? Где была моя голова? И что ты воображаешь, Марк? Я знаю твои планы, поверь мне, что знаю. Я тебя хорошо знаю. Ты рассчитываешь, что этот дурак Курлендер узнает о твоем романе и тут же разведется с Бейльцей, а ты разведешься со мной, и тогда вы в добрый час поженитесь? Хворобу! Ни Шлойма не разведется со своей женой, ни я не приму твоего развода. Скорее я умру от печени, нежели по доброй воле освобожу тебя, чтобы ты мог снюхаться с этой паскудницей, продавшей себя за деньги старому хрычу, у которого дочери старше ее! Представляю себе, как бы ты был безутешен, если бы я, не дай бог, померла, и как бы ты меня оплакивал! Я даже не знаю, перенес ли бы ты такое горе… Однако погоди радоваться, Марк! Не так-то скоро я помру. Я еще тебя хорошенько помучаю. Ты еще похвораешь у меня, поседеешь и состаришься. Разве что вы с ней, с этой вертихвосткой, подниметесь и удерете куда-нибудь к черту на рога, в какую-нибудь Америку. Но на какие шиши вы поедете? Муж посылает ей деньги через нашего Хаима через час по столовой ложке. Ты можешь в этом убедиться из писем, которые я тут прилагаю. А ты? Ты уговариваешь меня уступить мою часть наследства Хаиму и получить у него деньги, чтобы тебе было на что шарлатанствовать? Не дождешься ты этого! Я вызвала сюда твоего папашу из Одессы. Не сегодня-завтра он должен приехать. Пусть посмотрит, какой у него сын! Пусть увидит, что ты из меня сделал за короткое время. Разве могу я показываться на улице? А стыд! Берл Чапник, с одной стороны, и Велвл Ямайкер, с другой, таскаются всюду, треплют языками и передают радостные вести о тебе, и твоем шурине Хайме, и наших налевкинских дамочках, которые забрались с вами в Мариенбад и прожигают там жизнь. Но, видно, тебе мало позора и сердечных мук, которые ты мне доставляешь. Тебе еще понадобилось очернить меня перед чужими людьми своей «Спесивой невестой». А я, дура, послушала тебя, отнесла эту «Спесивую невесту» в редакцию. Меня там на смех подняли! Они там покатывались от хохота и вернули ее мне. «У этой басни, – говорят они, – длинная борода…» Что они хотели этим сказать, я не знаю, но я еле двери нашла. Не хватало мне горестей! Теперь я сижу и жду не дождусь твоего папаши, скорее бы он приехал, тогда он тебя вызовет из Мариенбада. Довольно уже тебе сидеть за границей и лечиться, ты уже вылечился. Приезжай лучше домой к твоей больной жене, которую ты, может быть, застанешь на смертном одре…

Ханця

25. Давид Марьямчик из Одессы – своему сыну Мееру Марьямчику в Мариенбад

Дорогой мой сын Марк!

Только что я получил два письма из Варшавы. У меня в глазах потемнело, и я призываю смерть на свою голову. Не знаю, чего ты от меня хочешь, за что ты отравляешь мне жизнь? Хороши письма! Они способны загнать в могилу. Одно письмо от какого-то варшавянина по имени Чапник. Целое послание о том, что у него имеется пачка изобличающих тебя писем, которые ты пишешь двум молодым женщинам в Мариенбаде. Он хотел было показать эти письма твоей Ханце, но пожалел ее, как бы они не убили ее на месте. Она и без того, пишет он, серьезно больна. Поэтому он пишет мне, чтобы я приехал в Варшаву, тогда он мне покажет эти письма и посоветует, что делать… Не знаю, кто такой этот Чапник. Мне почему-то кажется, что он аферист. Не знаю также, кто такие эти налевкинские дамочки, и не знаю, какие у тебя дела с ними в Мариенбаде. Я знаю только, что с тех пор, как ты родился на свет божий, ты гонишь меня в могилу! Учиться ты не хотел, в дело ты не годишься; ты умеешь только тратить деньги, хорошо одеваться и играть на бильярде. Больше ты ничего не умеешь. Я думал: женю тебя, тогда ты остепенишься. Не пожалел тебе денег в приданое, отдал тебя в порядочный дом, к богатым людям… А в конце концов вижу, что ты остался таким же шалопаем, каким был в Одессе до женитьбы. Не знаю, о чем ты думаешь!