Марианская впадина - [54]

– Я тебе морфин выписал.

– Я же тогда соображать совсем не буду.

– Глупости. У тебя же сильные боли. Это поможет. Кроме того, это смягчит приступы удушья, будет легче дышать. Пусть твоя спутница съездит в аптеку и заберет его. Или я закажу его себе в приемную, а она зайдет заберет.

– Давай лучше так сделаем.

– Хорошо.

Врач взял руку Гельмута, прикрыл ее сверху ладонью. Так они стояли друг против друга, и мне вдруг стало ясно – это прощание. У меня комок встал в горле, сердце заколотилось. Я почувствовала, что мне надо выйти, уйти, убежать куда-нибудь прочь.

Я попятилась, у меня закружилась голова. По стенке на ощупь я выбралась наружу и выбежала на дорогу. Джуди за мной по пятам.

Что я здесь делаю? Зачем я здесь? Никто меня не спросил, хочу ли я. Я и сама себя об этом не спрашивала. До меня только что дошло, что я наблюдаю, как Гельмут умирает. Может быть, мне придется стать свидетелем его последнего вздоха.

«Я его даже не знаю», – выдохнула я и согнулась, опершись руками о колени.

Сердце колотилось, я дрожала и ждала, когда это пройдет. Я не хотела смотреть, как он умирает. Я даже не знала, что в таких случаях делается, как себя вести, что ему понадобится и что я здесь вообще делаю. Я же не сиделка. Все это мне было слишком.

Ханнес вышел из дома, подошел и присел возле меня на корточки: так, чтобы глазами быть на одном уровне со мной.

– Вы как? Ничего? – спросил он.

Я покачала головой. Он взял мою руку и потрогал пульс.

– Надо же, сердечко у вас разогналось на полную катушку, – мягко отметил он.

– Я… все это, я не могу. Я же даже не знаю Гельмута. А теперь он умирает.

– Да. Он мне немного рассказал, при каких обстоятельствах вы познакомились. Вам, полагаю, все это очень странно.

– Еще как, – мое дыхание успокаивалось, и сердце стало биться равномернее.

– Отчего вам страшно?

– Прежде всего… – я поднялась. Он тоже встал, что у него получилось значительно тяжелее. – Я не знаю, что мне теперь делать. Я же не могу здесь оставаться. Но и оставить его одного я тоже не могу!

– Вы вовсе не обязаны оставаться. Здесь есть люди, которые смогут позаботиться о нем.

– А собака, и вообще. Я… А сколько… Как вы думаете, сколько Гельмуту осталось?

Ханнес помассировал себе рукой плечо, глядя на горную цепь перед нами.

– Хм, думаю… пару дней.

– Что? – я практически закричала на него. – Но ведь так быстро не умирают. Почему он не идет в больницу?

– Он не хочет умирать в больнице. Мало кто хочет умереть в больнице. И я это понимаю.

– Но там за ним был бы уход. И, может быть, его приемные дети захотят быть рядом.

– Это его решение. Тут его не переубедить, да и не надо. Его болезнь, состояние сильно ухудшилось, последняя стадия. Мне, честно говоря, вообще непонятно, как он эту поездку вместе с вами выдержал. Без вас, вероятно, это было бы невозможно. Слишком много он взял на себя.

– Я не знаю, что делать.

– И это решение тоже в ваших руках. Никого не слушайте. Вы можете отправиться домой и заняться своей собственной жизнью. Это будет правильно. Или вы можете остаться с ним. И это тоже будет правильно.

– Я не могу. Не могу остаться здесь.

– Ну и ладно.

Я закрыла лицо руками, как будто так можно было спрятаться от мира.

– Можно, я только еще за морфином для него приду? Когда его привезут?

– Я сейчас сделаю заказ. Сегодня вечером можно будет забрать.

– Хорошо. Как я вас найду?

Он повернулся в сторону дороги.

– Пойдете вниз по этой дороге до самого конца, где деревня заканчивается. Четвертый дом по левую сторону: дом с красными воротами и с медицинской эмблемой на фасаде.

Он вытащил из портмоне пожелтевшую от времени карточку с номером своего телефона.

– Все еще с собой ношу, – он задумчиво посмотрел на карточку и протянул ее мне. – Дайте мне тоже ваш номер. Я позвоню вам, когда лекарство привезут.

– Хорошо. А как вы лекарства до сих пор заказывать можете? Вы же на пенсии.

– Это бланки рецептов моего сына, – улыбнулся он. – Здесь на вещи проще смотрят. Вы, вероятно, заметили. Здесь в горах надо как-то приноравливаться. Жизнь здесь жестче, по сей день.

Он дал мне ручку, и я записала свой номер телефона на одной из его карточек. Он обещал, что позвонит.

На пороге дома я опять услышала эти клацающие звуки в комнате Гельмута, где раньше жила Регина. Сейчас я уже была уверена, что он каждый день исписывал на машинке по несколько страниц. Но, видимо, для него это была щекотливая тема, и я его не расспрашивала.

Когда он спустился, я уже накрыла на стол.

– Я подумала, сегодня я приготовлю нам суп.

– Это хорошо. Суп – это хорошо, – тихо приветствовал он меня в ответ.

– Гельмут, я тут подумала. Может быть, я домой уеду. Но только – может быть. И тогда: может, вы отдадите мне Джуди. Ну, потому что вы ведь ее выгуливать не сможете.

Поджав губы, Гельмут лишь кивнул и ничего не сказал.

Мы молча ужинали, пока Гельмут вдруг не начал:

– Значит, вы уезжаете, да?

– Мы ведь друг друга почти не знаем. И я, в общем, не уверена, может, вам сейчас лучше побыть среди людей, которых вы давно знаете?

– Сейчас, вы имеете в виду: при смерти? – спокойно уточнил он.

– Ну, в общем…

Больше я уже ничего не сказала, у меня опять потекли слезы.