Марианская впадина - [50]

Гельмут меж тем переносил легкие вещи из трейлера в дом. Он присел на ступеньки, ведущие в фургон, опять приставив к носу кислородную трубку.

– Все в порядке? – спросила я.

– Да. А вы как? – он посмотрел на меня с подозрением: – Опять плакали?

– Да.

– Э-эх…

– Нет-нет. Это хорошо.

– Плакать хорошо?

– Да. Теперь я поняла.

– Что поняла?

– Все, – улыбнулась я.

– Все еще хотите умереть?

– Нет.

– Ха! – он улыбнулся и встал.

– Что будем делать сейчас?

– Если не затруднит, занесите в дом коробки с моими… м-м-м… бумагами.

– Конечно.

– В комнату Регины: вверху в конце коридора налево.

Я поднялась с первой коробкой по лестнице, вошла в комнату. Окно и ставни были уже открыты. Я поставила коробку на пол и огляделась: это был музей.

В маленькой комнате – может, восемь-девять метров – стояла деревянная кровать, в которую поместился бы и взрослый. Когда-то, видимо, белое постельное белье с цветочным рисунком пожелтело. Бабочки в энтомологических коробках на стенах были порядком изъедены, вероятно, молью: свои же сородичи погрызли. Но это я только предположила. Под окном, напротив двери, стоял маленький письменный стол, на котором лежала старая школьная тетрадь в линеечку, два цветных карандаша, деревянная линейка и книга. «Дети Гритли» – прочитала я на обложке. Мне смутно припоминалось, что бабушка мне однажды эту книгу читала и рассказывала, что сама читала ее еще в детстве.

Тканевый переплет скрипел, когда я, открыв книгу, перебирала пальцами страницы. Текст был выполнен еще тем старым шрифтом, который раньше использовался во всех книгах.

Я внезапно почувствовала себя подглядывающей, закрыла книгу и уже повернулась к выходу, но заметила в углу сачок. Это, наверное, был тот сачок для бабочек, который отец Гельмута подарил дочери незадолго до несчастного случая. Я взяла его в руки. В голове крутился вопрос: не чувствовал ли себя отец виновным в том, что произошло? Но что он мог сделать? Нелепость какая. Он всего лишь подарил своей дочери сачок для бабочек.

Внизу Гельмут уже вынес из машины походный столик и стулья, чтобы я могла пробраться к коробкам. В общей сложности я перенесла в дом тридцать две коробки, а потом еще чемодан и дорожную сумку.

– Сейчас будем ужинать, – бросил Гельмут коротко, когда мы закрыли трейлер.

– Сейчас? Еще пяти нет.

– Вы не проголодались?

Я даже очень проголодалась.

Ремонт в кухне делали, похоже, в восьмидесятые. Кухня была наиболее современным местом во всем доме, но все равно выглядела старомодно.

– Найдите в шкафу посуду, – сказал Гельмут, вынимая остатки овощей и другой еды из сумки, которую я поставила рядом с холодильником.

– Что у нас сегодня на ужин? – спросила я.

– Это вы мне скажете.

– В каком смысле?

– Сегодня готовите вы. Я очень устал.

Я поверить не могла: чтобы он выпустил из рук свой «цептер», он же кухонный нож? Сначала я окинула взглядом наши возможности. И решила: сделаю овощную лазанью.

Гельмут хотел что-то сказать, но приступ кашля помешал ему, а потом он уже не стал начинать еще раз. Я заметила, что в последние два дня присвист почти не исчезал из его дыхания.

Я попросила его нарезать паприку и лук, а сама занялась помидорами, когда мой телефон завибрировал: мама пыталась до меня дозвониться.

– Это кто звонит? – спросил Гельмут.

– Мама.

– Возьмите трубку. Ответьте!

Я вытерла руки о брюки и взяла телефон.

– Привет, мама! – я прижала телефон к уху плечом и пыталась резать помидоры.

– Паула, ты где?

– Мама, я же тебе писала, что я в горах, отдыхать поехала. Не помнишь?

Удивительно, какая здесь хорошая связь. В Германии даже в больших городах не везде есть прием, а здесь я сижу где-то в австрийских горах и прекрасно слышу маму.

– Звучит неплохо, – заметила она и добавила: – Папа спрашивает, когда ты нас навестишь?

– А почему мне это папа сам не скажет?

– Он у плиты.

– Он мог бы позже и сам позвонить.

Гельмут неодобрительно посмотрел на меня: ему не нравился мой тон.

– Да, не страшно, – поторопилась я исправиться. – У вас все хорошо?

– Да-да, у нас все хорошо, дорогая, спасибо! Ты одна там, на своем отдыхе?

– Нет, с одним… с одним другом.

– О, с одним…

– Нет, мама, не с таким другом. Просто другом. Он женат и все такое.

– О, а его семья тоже там?

– Да, – ответила я односложно.

– Очень мило. Ну, ладно. Мы хотели спросить, может быть, ты на следующей неделе…

– Не получится, я еще задержусь.

– Надолго?

– Ну, немного задержусь. У меня тут своего рода терапия, чтобы немного прийти в себя, понимаешь? Чтобы энергией зарядиться для диссертации.

– О, ты работаешь?

У нее даже голос стал звучать по-другому. Она, думаю, с облегчением услышала, что дела у меня продвигаются. Она же не знала, что мои дела вообще не касаются диссертации.

– Ну да. Потихоньку работаю.

– Здорово! Сообщишь нам, когда вернешься из отпуска и приедешь нас навестить?

– Обязательно.

– Давно ведь уже у нас не была.

Телефон выскользнул, а потом я уронила нож, пытаясь поймать телефон.

– Да, давно. Мама, мне надо заканчивать, мы тут ужин готовим.

– О, отлично, а что готовите? Папа утку по-французски делает – ты маленькая любила утку.

– У нас овощная лазанья.

Мама не оставляла надежды, что я когда-нибудь снова начну есть мясо.